— Ты в Ракшаде. Здесь мужчины не разговаривают с женщинами.
Малика улыбнулась:
— Я отвечу на твой вопрос. Да, я танцевала с Адэром. Я люблю его, Иштар. Люблю его так, как не способна любить ни одна женщина на свете. Я прощаю ему всё и принимаю его таким, какой он есть. Его поступки, его слабости разрывают моё сердце, но я продолжаю его любить. Я так люблю его, Иштар, что каждый день, каждый час я расплёскиваю свою жизнь, как воду из чаши, смотрю на донышко, понимаю, что скоро конец, и жалею, что у меня нет второй жизни, чтобы отдать ему.
— А он тебя любит?
— Любит.
— И поэтому отпустил?
— Он выжигает свою любовь другими женщинами, временем и расстоянием. Даже в этом я его понимаю. Мы не признавались друг другу в чувствах и не давали друг другу обещаний. Мы разыгрывали спектакль. Наши роли помогали нам жить и не позволяли появиться призрачной надежде. Когда я вернусь, мы вновь наденем маски, но наш свет станет ярче, наши чувства станут жарче. Ты не знаешь, что такое любовь, и не знаешь, что такое дружба. И мне грустно, что я в тебе ошиблась. — Малика спрыгнула с подоконника и скрылась в смежной комнате.
Через три дня Хёск сообщил, что лестница готова и Кеишраб замолкнет на всю ночь. Облачившись в фиолетовое платье, Малика надела непрозрачную чаруш, застегнула на шее зажим и перед рассветом вошла в тёмный зал. За стенами гудел ветер, стеклянный купол покрылся слоем пыли и песка, но Малика этого не видела, как не видела возле входной двери двух воинов.
Хёск взял её за руку и провёл к лестнице. Малика встала к ней спиной. Нащупывая ногами ступени, начала подниматься. Она хотела повторить все действия задом наперёд, надеясь, что это поможет избавиться от видений.
Сейчас в ушах раздавались щелчки плёток, ругань надсмотрщиков, крики рабов. По напольным плитам скрипели деревянные переносные лестницы. Вверху грохотало. Вспышки молний озаряли зал. Малика знала, что всё это происходило в далёком прошлом, которое слилось с её настоящим.
Она поднималась по лестнице, как когда-то спускалась после возложения тиары, и проговаривала на каждой ступени: «Всё, что дал мне — возвращаю».
Ступив на последнюю площадку, вошла спиной вперёд во Врата Сокровенного и натолкнулась на трон. Теперь разворот и обратно. Главное, не оступиться на краю площадки.
Ещё один разворот — лицом к залу. Теперь снять зажим, положить на пол справа от себя, теперь надеть его, и очередной разворот — спиной к лестнице.
Малика осторожно спускалась, вновь проговаривая на каждой ступени: «Всё, что дал мне — возвращаю. Всё, что дал мне — возвращаю».
Тяжелее всего приходилось на лестничных площадках: Малика не знала, сколько необходимо сделать шагов до края, и передвигалась маленьким шажками.
Слуховые галлюцинации истончались, шум дождя затихал — вместо него появились завывание ветра и шуршание песка на стеклянном куполе.
Ступив на пол, Малика уселась на пятки. Сто семьдесят ступеней туда, сто семьдесят ступеней обратно — и всё это вперёд спиной. Сложный путь забрал все силы.
— Ну что? — спросил Хёск, склонившись над ней.
— Ещё не знаю. — Отдышавшись, Малика упёрлась руками в пол и поднялась. — Пойду переоденусь. Отведёшь меня во дворец?
— Мне нельзя.
— Кто так решил?
— Я под арестом.
— Кто может запретить шабире взять тебя в провожатые?
— Никто. Не хочешь дождаться утра?
— Мне не терпится проверить: получилось или нет, — ответила Малика и, сделав шаг, протянула руку Хёску. — Проводи меня в комнату. В этой чаруш ни черта не видно.
Хёск легонько сжал её пальцы и повёл через зал.
— Ты женат?
— Я вдовец.
— Сочувствую, — проговорила Малика и вошла вслед за Хёском в потайную дверь. — Дети есть?
— Два сына и дочь, — ответил жрец, ведя её по коридору.
— Сыновья в армии?
— Да. Одному двенадцать, второму восемь.
— А дочь?
Рука Хёска напряглась.
— Она уже взрослая.
— Замужем?
— Нет.
— Кубара?
— Она инвалид детства, — нехотя промолвил Хёск.
— Познакомишь нас?
Рука Хёска похолодела.
— Она инвалид, — повторил жрец. — Не встаёт с постели.
— Когда ты видел её последний раз?
— Вчера.
— Значит, ты её навещаешь?
— Да, — еле слышно сказал Хёск.
Малика вошла в комнату. Опустившись на кушетку, оттянула на груди платье. Или ткань села после стирки, или грудь на самом деле увеличилась.
— Что за несчастный случай произошёл с Иштаром?
Хёск посмотрел настороженно:
— Несчастный?
— Когда ему было два года.
— Старший брат хлестнул ему по лицу мокрой тряпкой. Кто тебе сказал, что это был несчастный случай? Это просто случай.
— В это время он был в армии, — напомнила Малика.
— Его старший брат был наследником престола, и курировал воинские подразделения, где проходили службу младшие братья.
— От испуга Иштар перестал разговаривать?
— От неожиданности. Иштар никогда ничего не боялся. — Хёск нахмурился. — Нам не стоит продолжать разговор на эту тему.
— Последний вопрос. Таких «простых случаев» жестокости старших братьев было много?
— Это не жестокость.
— А что?
— Школа мужества. — Хёск открыл дверь. — Я подожду в коридоре.