Трон Знания. Книга 4 (СИ)

— Приходила не Хатма.

Кенеш округлила глаза:

— Она мне так сказала.

— Когда она была последний раз?

— Давно. Может, месяц назад. Или больше. — На глазах старухи заблестели слёзы. — Я не помню.

— Как Галисия?

— Она редко покидает спальню.

— Она учит язык?

— Учила. Учила, да… старалась, а потом сказала: «Надоело».

Воспоминания о последней встрече с Галисией до сих пор вызывали чувство вины. Дворянка перенесла на бумагу своё счастливое прошлое с Адэром. Или не прошлое, а разбитые мечты. А она, плебейка, взялась её судить.

Пройдя через ванную, Малика толкнула дверь и застыла на пороге: спальня была увешана портретами Иштара. Галисия лежала на кровати, кутаясь в атласное покрывало.

— Через неделю мы уезжаем, — сказала Малика на слоте.

— Я никуда не поеду.

— Галисия, вы поедете домой.

Скинув покрывало, дворянка вскочила:

— Если ты решила, что меня можно затолкать в чемодан как вещь… Я не вещь!

— Так будете вещью.

Разговор, скорее всего, пойдёт на повышенных тонах и долетит до ушей Кенеш. Шабире нельзя нарушать закон.

Малика перешла на шайдир:

— Ты уже вещь, Галисия. Ждёшь, когда тебя допустят к телу. Вдыхая воздух Ракшады, ты теряешь рассудок, память и достоинство. Тебе повезло, ты не была в их храмах. Если Иштар закроет глаза на твоё порочное прошлое и женится на тебе — что тебя ожидает?

— У кого из нас порочное прошлое, так это у тебя! — выкрикнула Галисия, захлёбываясь словами. — Я не отбивала чужих женихов, а ты постоянно завлекала Адэра. Спальни рядом, в поездках вместе. Думаешь, я не знаю, чем вы с ним занимались? Откуда у плебейки шикарные платья, украшения, машина? С неба? А? Молчишь?

— Тебя поселят в другом доме… — скрипнув зубами, сказала Малика.

— Во дворце!

— Иштар будет приходить к тебе раз в два или три года.

— Ты врёшь!

— Каждую ночь ты будешь плакать в подушку, зная, что в это время он развлекается с кубарами.

Галисия затрясла кулаками:

— Ты врёшь!

— Он продаст твоих дочерей, а сына заберёт, когда ты перестанешь кормить его грудью.

— Грязная плебейка! Когда же ты уедешь?!

— И что ты будешь делать? — спросила Малика, едва сдерживаясь, чтобы не отвесить дворянке оплеуху. — Мыть пол или посуду? Ты даже этого не умеешь.

Галисия разрыдалась:

— Ты забираешь всех, кто был мне дорог. Чем я перед тобой провинилась? За что ты лишаешь меня счастья?

Малика обняла её за плечи:

— Галисия, милая…

— Оставь мне Иштара. Прошу тебя, уезжай.

— Он не такой, каким ты его представляешь.

Галисия подняла измученные глаза:

— Может, он не такой, но я люблю его.

— У тебя вся жизнь впереди.

— Только не в Тезаре. Я отсекла прошлое. У меня одна дорога — вверх. Если не к Иштару — к Богу.

Покинув Галисию, Малика словно потерялась: стояла посреди коридора и не могла сообразить, где находится. Одинаковые окна, одинаковые двери, вправо и влево безлюдный тоннель, под ногами тёмный пол, доска к доске.

— Шабира, — прозвучал робкий голос.

Малика посмотрела на девушку, прижавшуюся к стене:

— Ты кто?

— Твоя служанка. Я привела тебя в Приют.

В приют… да, конечно… приют затерянных душ.

— Отведи меня к матери-хранительнице.

Через полчаса Малика сидела перед Фейхель и рассказывала ей о Галисии. Единственное, о чём она избегала говорить, так это о плотской близости дворянки и правителя Грасс-Дэмора. До ночи Лунной Тишины оставалась неделя, вдруг за это время Иштар опомнится? Выслушав её, мать-хранительница отвернулась к окну и поджала губы.

— Она как пустыня посреди океана, — сказала Малика. — Откололась от родины и осталась совсем одна: родителям не нужна, подруг нет, Иштар её не понял.

— Всему виной ваши нравы, — проворчала Фейхель.

— Это были всего лишь невинные рисунки. Многие художники рисуют своё прошлое: друзей, подруг. Это воспоминания, не более.

— У жены хазира не может быть прошлого. Наши женщины никогда не изменяют господину. Их тела и мысли чисты. А мысли Галисии? Если копнуть их глубже…

— Она не подумала, что Иштар сочтёт её поступок изменой.

— Она всегда будет сравнивать его с другими мужчинами из прошлого.

— Нет других мужчин.

— Ты сказала, что она ушла в монастырь. Это меня сразу насторожило. Значит, она не хочет рожать детей.

— Разговор не об этом.

— А о чём?

Малика сложила перед собой ладони:

— Помоги мне устроить их встречу.

Фейхель вздёрнула густые брови:

— Как? Она же не кубара.

— Введи её в кубарат. На день, на два. Сведи их. Пусть он сам ей скажет, что передумал на ней жениться. Тогда она согласится уехать.

Фейхель изменилась в лице:

— О чём ты просишь?

— Я прошу помочь несчастной женщине, которая запуталась.

— Ты просишь меня, мать-хранительницу традиций и законов, нарушить традиции и законы? — Фейхель встала с кресла; клетчатый плед упал с её коленей. — Это немыслимо!

Малика поднялась. Расправив плечи, посмотрела на старуху сверху вниз:

— Я могла бы рассказать тебе, какие мыслимые и немыслимые вещи происходят во дворце и за его стенами, но не хочу тревожить твоё слепое, слабое сердце. У тебя нет таких сил, чтобы заставить мужчину вести себя по-мужски.

— Иштар — образец мужчины.

— Он детище своей страны. Не более.

Фейхель насупилась: