Трон Знания. Книга 5

– Потому что ваша любовь помешает стать ему человеком. Ваш сын упал, низкоупал, и только любовь Бога поставит его на ноги.

– Я никогда его не увижу?

Сибла улыбнулся:

– Увидите. Может, через месяц. Или через два. Оставьте свой адрес, мы вамсообщим.

– Я принесу его одежду.

– Не надо.

Закрыв мальчика в исповедальне, Сибла провёл несчастного отца к себе в кабинет, взял с него письменное разрешение на перевоспитание сына. Распрощавшись, отправился в подвал.

Братья выгребали из деревянного ящичка деньги и складывали монеты в стопки. На проповеди приходило всё больше и больше народа. Людвин считал, что кто-топригоняет людей в дом молитвы, и этот «кто-то» – Хлыст. Кому ещё моглипонравиться слова, призывающие почитать и поклоняться истинному хозяину города? Однако самого Хлыста среди «прихожан» не было.

Суммы пожертвований увеличивались с каждым днём. Волки ели мясо, Братья ужинали в ресторанах, Братство обзавелось слугами и прачками.

Сибла подошёл к столу, посмотрел на стопки монет:

– Мне нужен мешок из рогожи. Лучше два или три. Нужна соль. И несколько комнатв подвале под чистилище.

Братья переглянулись:

– Мы же решили не использовать методы Праведного Отца.

– Мы открываем приют для трудных детей. Первый сидит в исповедальне.

– Это противозаконно, – возразил Людвин.

– В Рашоре мы единственный закон, пора уже понять.

– Нужны документы, разрешающие работать с детьми.

– Вот разрешение, – сказал Сибла и положил на стол лист, исписанный отцомподростка. – Тринадцатилетний вор и убийца. Я не могу открыть тайну исповеди исдать его властям. Что прикажете мне сделать: отпустить его на свободу? Пусть убивает дальше?

– Нужны настоящие документы, а не эта писулька! – не унимался Людвин.

– Хорошо, – кивнул Сибла. – Хорошо. Я получу документы, хотя приют для праведных мальчиков существовал без всяких документов.

– Не говори о том, чего не знаешь. Бумаги на приют выдала конфессия ирвин.

– Так вот с чьего разрешения меня морили голодом, когда я не мог сходить в туалетпо расписанию, – проговорил один из сектантов.

– А меня выставили на снег босиком за то, что я не обрезал ногти, – отозвался второй.

– А мне…

– Хватит! – оборвал Сибла. – Давайте решать. Что сделаем с убийцей?

– Он раскаивается? – спросил Брат, считая монеты.

– Я не беседовал с ним. Но думаю, нет, не раскаивается.

– Побеседуй. Потом и решим.

Сибла вернулся в исповедальню.

Мальчишка сидел на табурете и таращился на святого:

– Почему у него шесть рук?

Придвинув к нему стул, Сибла опустился на сиденье:

– Это долгая история.

Дин посмотрел на двери:

– Где отец?

– Ушёл.

– Побежал проверять, цела ли дырка?

При слове «дырка» Сибла похолодел:

– Кто побежал?

– Он по бабам шляется.

– Кто?

– Кто-кто… Отец. Мать плачет, бабка воняет. А он приходит под утро. Такой сахарный, ноги трясутся. Смотреть тошно.

Неожиданный поворот… Сибла собрался с мыслями и спросил:

– Ты убил его любовницу?

– Я не знаю, кто его любовница. Он на улицу «Юбок» ходит. Там два доматерпимости. Оба за рынком.

Не тот ли рынок, на котором чуть не изнасиловали Найрис? Точнее, изнасиловали. Она была без трусиков, и детина на ней красноречиво дёргался.

– Улица Штанов, улица Юбок… – проговорил Сибла. – Я не видел улиц с такимназванием.

– Все так называют, и я называю.

– Хорошо. Рассказывай дальше.

– А что рассказывать?

– Как всё произошло?

– Не помню. – Дин поелозил стоптанным ботинком по полу. – Ваш отец шлялся побабам?

Сибла уставился в окно. А кто его отец? Избранные Братья всегда приходили к егоматери по двое или трое, или толпой, чтобы никому нельзя было приписать отцовство.

– Вам не хотелось его убить? – подал голос Дин.

Найти отца и убить? Даже мысли такой не возникало. А вот убить мать – да, иногдахотелось. А потом захотелось увезти её и сестру далеко-далеко и переписать их жизнь начисто. Живы ли они?

– Я его не убью, не бойтесь, – сказал Дин. – Кто за бабкой будет убираться?

Сибла придвинулся к нему вместе со стулом:

– Ты сказал: «Меня заставили». Кто тебя заставил?

– Это я для него сказал. – Дин уронил руки на колени, сгорбился.

Сибле на миг показалось, что перед ним сидит не мальчик, а его блудливый папаша.

– Она вышла из дома терпимости, – зазвучал тихий голос. – Свернула в переулок. Я догнал. Говорю: «У меня мало денег». Она спрашивает: «Сколько?» Говорю: «Двамора». Она мне: «Первый раз?» Я кивнул. Она погладила меня по щеке. Меня никто не гладил по щеке. Даже мама не гладила. Так сладко сделалось. Затряслись колени, и между ног… там… закололо. Она говорит: «Ну идём, красавчик». Я не красавчик. Я-то знаю. Они врут отцу, а он им верит. Я не верю. Мы зашли с ней в подворотню. Было темно. Она щупала меня. А потом не помню. Помню только, шляпкой накрыл ей лицо.

– Где нож?

– Не знаю. В ней, наверное.

Сибла поднялся, подошёл к полочке, прибитой к стене, переставил с места наместо статуэтку святого:

– Раскаиваешься?

– А вы бы раскаивались, если бы убили шлюху вместо отца?

Сибла обернулся:

– Тебе точно тринадцать лет?