Она шла скользящей, бесшумной походкой. В густых каштановых волосах поблескивала маленькая нить драгоценных камней — такая же, как на гладкой шее и на запястьях. Превосходно сидящее платье из какой-то зеленой ткани казалось, но не было прозрачным, и духи пахли восхитительно.
Ник скрыл свою реакцию. На видео эти Дулу со своими сказочными нарядами и плавными, как в танце, жестами, выглядели красивыми, но какими-то бесполыми. В действительности, благодаря тонким ароматам, намеку на крепкие мускулы под легкой тканью, даже тембру журчащих голосов, дело обстояло совсем по-другому.
«Поскольку завлекать ей меня ни к чему, все это направлено против меня», — сказал себе Ник, когда Ваннис поравнялась с ним.
Ее приветливая улыбка показывала, что она его узнала. Ник ухмыльнулся в ответ, думая: «Я знаю ее, она знает меня. Мы оба знамениты: она как произведение искусства, я как его средство».
— Скромность, — сказала она, — есть составная часть отношений, которые мы желаем поддерживать.
Усек. Никаких имен, обещание будущих контактов — и хочет вывести меня из равновесия, насколько возможно.
— У Дулу — возможно, — сказал он. — Мы, поллои, любим шум. В конце концов, чем больше о нас знают, тем меньше приходится скрывать.
— И вы уходите без последствий, с карманами, набитыми громкой славой. Но это предполагает, что вы рискуете только своим достоянием.
— Риск присутствует в любых отношениях, — сказал Ник и поморщился. На таких банальностях далеко не уедешь.
— У нас это часто вопрос степени, — сказала она.
— Кстати, я давно хотел спросить... У вас, как и у нас, есть партнеры, законные и незаконные, приносящие обет пожизненной верности и не приносящие. — Он умолк, и Ваннис сделала изящный жест, показывая, что внимательно его слушает. — У вас есть также брак, то есть семья, общая собственность, дети, в том числе и приемные...
Снова жест, на этот раз выражающий сомнение.
— Упрощение может привести к дезинформации...
— На разных планетах свои обычаи, но сейчас я говорю о Дулу высшего круга.
Она ответила знаком согласия.
— Так вот, есть также люди, которые не являются сожителями, не имеют официального статуса, но о которых все знают...
— Например, подруга покойного Эренарха Семиона, Сара Дармара Таратен. И мой друг Кольм Вишневский.
— Вы сами их назвали, — усмехнулся Ник. — Не я.
— «Наивность, — начала Ваннис, явно цитируя, — это притворство, лежащее между высоким и низким стилем и столь близкое к последнему, что бывает трудно не впасть в вульгарность...»
— «...в чем и заключается пикантность», — закончил Ник.
Ваннис со смехом захлопала в ладоши. Фонтан позади нее казался сотканным из жидкого света — если положить в него руку, она, наверное, обледенеет.
— Эти люди не были нашими партнерами, — сказала Ваннис. — Не кажется ли вам, что мы все пользуемся общим человеческим опытом — Дулу, поллои...
— Рифтеры и должарианцы, — добавил Ник.
— Совершенно верно. — Глаза Ваннис отражали зелень нависающих над ними папоротников. — Я держала Кольма при себе, потому что с ним было весело, а он оставался, поскольку я оплачивала его расходы. Сара Дармара оставалась с Семионом... по разным причинам, ни одна из которых не имеет отношения к предмету нашей беседы.
— То есть к любви, — сделал свой ход Ник. Ее глаза превратились в две точки света, холодные и бриллиантово-твердые, как лабиринт вокруг них.
— Если вернуться к вашему первоначальному вопросу, то разнообразие отношений еще более усложняет фактор, который можно определить как ортогональное деление. Это вопрос степени.
— Или, говоря попросту, по-поллойски — политики и социологии.
Шепот, долетевший неведомо откуда, заставил Ника вздрогнуть:
— Поллои с их предрасположенностью к бунту...
Ваннис с рассчитанной грацией подняла руки ладонями вверх и сказала:
— В нашем контексте — всегда.
«Вот мы и подошли к делу, — подумал он. — Если кто-то из них и знает о Панархе и Вийе, то не придает этому никакого значения. А она, предполагая, что и я знаю, только что фактически сказала мне, что эта связь имеет политический оттенок».
— Когда личности выступают так же, как символы для разных человеческих групп, — продолжила Ваннис, — их персональные решения влияют не только на сами группы, но и на действия, которые могут быть предприняты для блага этих групп.