Тропа Исполинов

У державшего речь была жиденькая, растрепанная по волосочку борода и длинные, разбросанные по плечам волосы. Небольшого ростика, сухощавый и живой, он щупал воздух длинными суставчатыми пальцами. Под его ногтями было грязновато - это Тинч заметил даже издалека.

- Дезертиры! и предатели родины! желающие разорить и ограбить нашу землю! пришли к власти! Они низвергли законное правительство, они разорвали союзный договор с правительствами Бэрланда и Келланги, они хотят простереть свои кровавые когти и дальше, чтобы всем городам и посёлкам Тагр-Косса пришлось испытать участь разоренного и униженного Дангара!

Помост, на котором находилось несколько хорошо одетых людей, в том числе несколько священников, был окружен кольцом "стадников". Издали они напоминали мешки, зачем-то поставленные кругом. Небольшими кучками роились жители Коугчара - больше смотрели, чем стремились принять участие в действии.

Ближе к помосту несколько десятков человек в рваных и заплатанных одеждах восторженно кричали "даннхар-р!" - всякий раз, когда оратор останавливался, чтобы перевести дух. Чуть поодаль свою компанию организовали горожане побогаче - оставленные ими экипажи и повозки занимали место на краю площади. Солдат почти не было, зато в толпе шныряло немало молодчиков с цепкими глазами. Всем, кричащим и просто любопытствующим в руки всовывали листочки бумаги с отпечатанным изображением солдата в драгунском мундире, что оседлал карту страны и вонзил в ее изображенную в виде сердца столицу кривую элтэннскую саблю.

- Они вонзили саблю в самое сердце страны... Эти исчадья дьявола, эти изверги рода человеческого, не гнушающиеся ничем для достижения дьявольской цели, решили развязать новую войну. Конец нашей мирной жизни, о братие!

- Гм-м, не понимаю, - сказал Тинч. - Что он вопит как попрошайка?

- Тихо, молчи! - ответил Пекас.

- Уделом наших городов и посёлков, и без того разорённых и нищих, станут огонь, смерть и безумие! Именно безумие, ибо гнев Божий обрушится на нас за грехи наши! Мы, мы породили этих чудовищ, с их непомерной гордыней и жаждой власти и денег! Даурадес и Паблон Пратт, эти презренные отщепенцы, эти предатели, для которых нет и не было ничего святого...

- Я что-то ничего не пойму, - тихонько, на ухо сказал один другому в толпе. - Это который Даурадес? Наш Даурадес? Ууу!.. Ничего себе!

- М-м-м...

Неподалёку от трибуны, гримасничая, выплясывала и напевала местная юродивая:

- Веселись, пляши,

Только в спину не дыши!

Пой песни, играй,

Только нож не доставай!

"Стадники" косились на неё угрюмо, но тронуть не решались - неизвестно, как сейчас отнесутся к этому горожане. Тинч пробежал взглядом по их лицам. Странно, он знал в городе многих, но среди "балахонщиков" не было ни одного знакомого лица.

- Конец света близок, о братья и сёстры! - восторженно продолжил другой оратор, маленький и круглолицый. Монашеское одеяние было на нем, косой крест красного дерева украшал выпиравший из-под рясы живот. - Кто же, скажите мне, победит сего изверга? Кто возьмёт в руки знамя победы?

- Отец Салаим, отец Салаим, - зашептали в толпе.

- Отец Салаим? Что-то не слыхали о таком...

- Говорят, он раньше был военным, но решил сменить мундир на одеяние священника. Я был на его проповеди. Говорит так сладко обо всем - заслушаешься...

Из-за спины отца Салаима выдвинулся флаг на длинном, грубо оструганном древке. Флаг был скроен из трех полос - оранжевой, коричневой и чёрной, перечеркнутых наискосок белым диагональным крестом в виде четырех соединенных вместе букв "П". В середине его красовалось хорошо известное всем изображение ладони с таким же крестом посередине.

- Вот он, наш освободитель, наш герой!

- Генерал Ремас! Вам я вручаю это священное знамя, символ нашей победы и процветания великого Тагр-Косса! Пусть наша кровь и наша вера в победу послужат, собственно, символом в борьбе против деспотии и безумия военных, готовых забыть про свой долг и честь, ввергая страну в непосильное бремя новой тяжёлой борьбы! Да пребудет с нами Воля Господня, да пребудет с нами наша вера в торжество и силу нашей великой нации!

Вперед прошёл высокий лысоватый мужчина, одетый в новенький серый мундир. Его одутловатое красное лицо с пышными, свисающими ниже подбородка усами, выражало все оттенки озабоченности о благе нации. В остальном - подумал, усмехнувшись, Тинч, - к нему бы полностью подошли слова всем известной песенки про славного рыцаря дядюшку Турикса:

Он весёлый, он румяный

И бокал его не пуст,

Что за дух благоуханный

Из его струится уст!

Сходство было настолько точным, что Тинч невольно фыркнул, чем привлек внимание товарища. Пока он, вполшёпота или вполголоса напоминал Пекасу слова песенки, кое-кто из толпы, краем уха уловив, о чём идет речь, не преминул передать эту весть ближайшему соседу. По толпе прошелестело:

Скачет, мчится он недаром

Среди воинских полей,

Смазал... хм! пятки скипидаром -

Чтобы бегать веселей!

Соблюдя обычай грозный,

Так и пыжится ершом,

И трещит как жук навозный,

Потрясая палашом!