Тропа Исполинов

Сам примостился поодаль. Колотилось сердце. Оттого ли, что долго не брал в руки вёсел? Искоса поглядывал на Айхо.

Волны открытого моря набегали на камни и разбивались её ног. Её обернутая в платок фигурка показалась ему такой беззащитной, что захотелось присесть рядом, обнять за плечи, шептать на ухо непривычные, мягкие слова…

Море, под неоглядным, плывущим куполом небес, всё — текло, шевелилось, переливалось огнями и отблесками. В отчетливой дали, на горизонте появлялись и пропадали паруса — это шли корабли из Урса в Анзуресс и обратно. С другой стороны, над ровно вздымавшейся поверхностью бухты — кряж Тропы Исполинов трепетал в полуденном небе.

— Боже, сколько вокруг всего… — прошептала Олеона. — Сколько свободы, сколько простора… Цвета! Звуки!..

И тут же всё испортила (о женщина! Пусть и просто девчонка!):

— Нас отсюда не смоет?

Тинч отрицательно затряс головой: глупости.

— Может быть, приплывём сюда в другой раз?

— Будущим летом. Завтра я ухожу в Бугден, на заработки. До весны.

— А ты говорил, что дней через пять, — напомнила она.

— Говорил… — признался Тинч.

— Ты уходишь, папа уезжает… — сказала Айхо. — О чём это вы с ним поспорили?

— Так…

Ему так хотелось рассказать о тысяче вещей: и о том, что деньги, на которые ему бы жить да жить в эти пять дней, пришлось потратить на аренду лодки, но он ни капельки об этом не жалеет, и о том, что он, сын Маркона Даурадеса, никогда не сидел на лошади, и тому была причина — мечта стать настоящим моряком, а ведь ни один уважающий себя моряк не станет и пробовать садиться в седло…

Мощный вал катился в это время с моря. Споткнулся о подводный камень и с грохотом разбился у подножия рифа.

— Айхо… — начал он и остановился, сам не веря тому, что так просто и спокойно обращается к этой величавой красавице, и что он запросто может подсесть к ней рядом, и даже попробовать обнять её, и даже… Впрочем, о том, что именно он может попробовать "даже", Тинч старался не думать…

— Айхо, ты знаешь… Нам, морякам, не подобает, но я бы очень хотел как-нибудь прокатиться на лошади.

— У нас в Чат-Таре все умеют ездить верхом. Меня даже папина Варрачуке слушается. Папа говорит: я на ней как дикая кошка. Правда, смешно: кошка с крыльями?.. А что?

— Приду весной — научишь?

— Тебя? Сына самого Даурадеса?

— Меня. Ну, так получилось. Тебе какие больше нравятся, вороные? Знаешь, про них песня есть:

— Эх, три воронёнка,Три чёрных жеребёнка,Озорных, лихих как ветерВороных коня…

— Я другую песню знаю, — серьёзным голосом сказала Айхо. — Хотя и не про коней, можно? Только я буду сидеть спиной, и ты на меня не смотри, хорошо? Слушай.

— Был штурман седой и красивый,Его провожала жена,Корабль его золотогривыйШутя подхватила волна…Шутя подхватила волна.Корабль его золотогривый,Что звался "Морской Лев" —Ушёл он, ушёл с отливомПод пенье морских дев…

Песня была известной Тинчу. Он слыхал её не раз и на чаттарском, и на тагрском, и на языке жителей Анзуресса. Но голос… И особенно припев — как удар прибойной волны:

О жизни океан!О вы, невидимки-года!

Волнами корабль,Мой старый корабльВы гоните,ГонитеВ никуда…

Звонкий, бесстрашный голос, который, то словно подхваченный ветром взмывал небесным колокольчиком, то — словно летящий в бездну, туго вибрировал внизу… Голос из тех, что заставляют оцепенело врастать в камень, всем телом почувствовать, как трепещут в резонанс невидимые струны, запрятанные где-то там, глубоко и тайно…

Боже!

Как мог он не услышать его раньше? Как он посмел не различать в её устах этой песни, от одного отчаянного взлета которой к небесам сердце готово превратиться в набатный колокол, песни, которая обладает, кажется, невиданной силой укрощать вздыбленные над берегом валы океана…

Шлёт ветер недобрые вести,Ему, как всегда, невдомек,Что плачет усталая Бэсти,Что вступит нужда на порог,Что вступит и вытянет жилы,

А дети… как им объяснить?Найдутся проклятые силыО муже далёком — забыть…

Айхо, обронив с плеч платок, стояла на выступе скалы, далеко вперед, навстречу парящим брызгам протянув тонкие руки. И это повинуясь ей затихало и снова поднималось море, она так хотела, она — была повелительницей моря и мира.

И вся она была — высокая, сильная песня.

О, жизни океан!О вы, невидимки-года!Волнами корабль,Мой старый корабльВы гоните,Гоните…В никуда…

6