Тропа к Чехову

Семен Пантелеич, служащий на фабрике купца Подщекина, «в механиках по технической части, жалованья… три тысячи», почетный гражданин. «…Развалясь, сидел на кресле красивый черноглазый брюнет. Положив ногу на ногу и играя цепочкой, брюнет щурил глаза и с достоинством поглядывал на гостей. На его губах играла презрительная улыбка» («Гордый человек», 1884).

Семи-Булатов Василий, отставной урядник из дворян («Письмо к ученому соседу», 1880).

Семипалатов Иван Петрович, начальник присутствия. «…От восторга не мог выговорить ни одного слова и улыбнулся так широко и слащаво, что антрепренер, глядя на него, почувствовал во рту сладость»

(«Чтение», 1884).

Сергей Иваныч, «русский захудалый князек… высокий стройный брюнет, еще не старый, но уже достаточно помятый жизнью, с длинными полицеймейстерскими усами, с черными глазами навыкате и с замашками отставного военного» («Пустой случай», 1886).

Сергей Никанорыч, буфетчик, свидетель убийства, осужденный в каторгу на десять лет. «На этом свете его ничто не интересовало, кроме буфетов, и умел он говорить только о кушаньях, сервировках, винах. Однажды, подавая чай молодой женщине, которая кормила грудью ребенка, и желая сказать ей что-нибудь приятное, он выразился так:

– Грудь матери – это буфет для младенца» («Убийство», 1895).

Сергей Сергеич,

фельдшер, «маленький толстый человек… похожий больше на сенатора, чем на фельдшера» («Палата № 6», 1892).

Серебряков Александр Владимирович, отставной профессор, отец Сони. «…Старый сухарь, ученая вобла… Подагра, ревматизм, мигрень, от ревности и зависти вспухла печенка… Живет эта вобла в имении своей первой жены, живет поневоле, потому что жить в городе ему не по карману. Вечно жалуется на свои несчастья, хотя, в сущности, сам необыкновенно счастлив… Сын простого дьячка, бурсак, добился ученых степеней и кафедры, стал его превосходительством, зятем сенатора… Человек ровно двадцать пять лет читает и пишет об искусстве, ровно ничего не понимая в искусстве» («Леший», 1889; «Дядя Ваня», 1897).

Серебрякова Елена Андреевна, жена профессора, 27 лет. «Вот как сказал сейчас Астров: все вы безрассудно губите леса, и скоро на земле ничего не останется. Точно так вы безрассудно губите человека, и скоро, благодаря вам, на земле не останется ни верности, ни чистоты, ни способности жертвовать собою… во всех вас сидит бес разрушения. Вам не жаль ни лесов, ни птиц, ни женщин, ни друг друга» («Леший», 1889; «Дядя Ваня», 1897).

Серебрякова Софья Александровна, Соня, дочь профессора от первого брака, племянница Войницкого (дяди Вани). «Мы отдохнем! Мы услышим ангелов, мы увидим все небо в алмазах, мы увидим, как все зло земное, все наши страдания потонут в милосердии, которое наполнит собою весь мир…» («Леший», 1889; «Дядя Ваня», 1897).

Сигаев, актер-комик.

«– Ты что же это, Шут Иванович, на репетицию не приходил? – набросился на него комик, пересиливая одышку и наполняя номер запахом винного перегара» («Актерская гибель», 1886).

Силин Дмитрий Петрович, помещик. «…Кончил курс в университете и служил в Петербурге, но в 30 лет бросил службу и занялся сельским хозяйством»; «Когда он, загорелый, серый от пыли, замученный работой, встречал меня около ворот или у подъезда и потом за ужином боролся с дремотой и жена уводила его спать, как ребенка, или когда он, осилив дремоту, начинал своим мягким, душевным, точно умоляющим голосом излагать свои хорошие мысли, то я видел в нем не хозяина и не агронома, а только замученного человека…» («Страх», 1892).

Симеонов-Пищик Борис Борисович, помещик. «Не теряю никогда надежды. Вот, думаю, уж все пропало, погиб, ан глядь, – железная дорога по моей земле прошла, и… мне заплатили. А там, гляди, еще что-нибудь случится не сегодня завтра… Двести тысяч выиграет Дашенька… у нее билет есть» («Вишневый сад», 1904).

Синие панталоны, «пухленький обыватель в расстегнутой жилетке, в широких синих панталонах и с отвислыми щечками». «Синие панталоны, кряхтя, поднимаются и, переваливаясь с боку на бок как утка, идут через улицу» («Обыватели», 1887).

Сисой, иеромонах. «…Стар, тощ, сгорблен, всегда недоволен чем-нибудь, и глаза… сердитые, выпуклые, как у рака» («Архиерей», 1902).