Тропа к Чехову

Сорин Петр Николаевич, брат Аркадиной. «Прослужил по судебному ведомству 28 лет», действительный статский советник, 62 года. «У меня и в молодости была такая наружность, будто я запоем пил, и все. Меня никогда не любили женщины… (Идет вправо и поет.) «Во Францию два гренадера…» Раз так же вот я запел, а один товарищ прокурора и говорит мне: «А у вас, ваше превосходительство, голос сильный… – Потом подумал и прибавил: – Но… противный…» («Чайка», 1896).

Спира, мальчик, несущий образ.

«– Спира, где ты? Спира!

– Цичас! – отвечает из передней детский голос» («Свадьба», 1887).

Спичкин Тимофей, купец. «Чуть ли не мерзавцами считает тех, у кого не болтается что-нибудь на шее или в петлице»

(«Орден», 1884).

Старцев Дмитрий Ионыч, земский врач. «Прошло еще несколько лет. Старцев еще больше пополнел, ожирел, тяжело дышит… Когда он, пухлый, красный, едет на тройке с бубенчиками и Пантелеймон, тоже пухлый и красный, с мясистым затылком, сидит на козлах, протянув вперед прямые, точно деревянные руки, и кричит встречным: «Прррава держи!», то картина бывает внушительная, и кажется, что едет не человек, а языческий бог» («Ионыч», 1898).

Старченко, уездный врач, «средних лет, с темной бородой, в очках» («По делам службы», 1899).

Степанова. «…Нянька Варька, девочка лет тринадцати, качает колыбель… перед образом горит зеленая лампада… Душно. Пахнет щами и сапожным варом» («Спать хочется», 1888).

Стрелкова

Елена Егоровна, барыня. «…Красивая она. Со старухой связаться беда, а с этой – счастье!.. Огонь баба! Огненный огонь! Шея у ней славная, пухлая такая» («Барыня», 1882).

Стрижин Петр Петрович, «племянник полковницы Ивановой, тот самый, у которого в прошлом году украли новые калоши» («Неосторожность», 1887).

Стукач Савва, Савка, «парень лет 25, рослый, красивый, здоровый, как кремень». «Слыл он за человека рассудительного и толкового, был грамотен, водку пил редко… Жил он, как и все, в деревне, в собственной избе, пользовался наделом, но не пахал, не сеял и никаким ремеслом не занимался. Старуха мать его побиралась под окнами, и сам он жил, как птица небесная: утром не знал, что будет есть в полдень. Не то чтобы у него не хватало воли, энергии или жалости к матери, а просто так, не чувствовалось охоты к труду и не сознавалась польза его… От всей фигуры так и веяло безмятежностью врожденной, почти артистической страстью к житью зря, спустя рукава… стоит, бывало, у реки по целым часам и изо всех сил старается поймать большим крючком маленькую рыбку» («Агафья», 1886).

Стукотей Тимофей, «тонкий и высокий, с большой головой, очень похожий издалека на палку с набалдашником» («Сельские эскулапы», 1882).

Стычкин Николай Николаич, обер-кондуктор, 52 года. «Человек я положительный и трезвый, жизнь веду основательную и сообразную… Но нет у меня только одного – своего домашнего очага и подруги жизни, и веду я свою жизнь как какой-нибудь кочующий венгерец, с места на место, без всякого удовольствия… А потому я весьма желал бы сочетаться узами игуменея, то есть вступить в законный брак с какой-нибудь достойной особой» («Хороший конец», 1887).

Сычиха. «Я встретил девяностолетнюю старуху Настасью, бывшую когда-то нянькой у графа. Это – маленькое, сморщенное, забытое смертью существо с лысой головой и колючими глазами» («Драма на охоте», 1885).

Сюсин Егор, управляющий «зверинцем братьев Пихнау», отставной портупей-юнкер. «…Здоровеннейший парень с обрюзглым, испитым лицом, в грязной сорочке и в засаленном фраке» («Циник», 1885).

Тарантулов,

учитель математики. «Все трое не верили в спиритизм, но допускали, что на этом свете есть много такого, чего никогда не постигнет ум человеческий» («Клевета», 1883).

Тауниц фон, помещик, «толстяк с невероятно широкой шеей и с бакенами» («По делам службы», 1899).

Телегин Илья Ильич, Вафля, обедневший помещик. «Кто изменяет жене или мужу, тот, значит, неверный человек, тот может изменить и отечеству!.. Жена моя бежала от меня на другой день после свадьбы с любимым человеком по причине моей непривлекательной наружности. После того я своего долга не нарушал. Я до сих пор ее люблю и верен ей, помогаю, чем могу, и отдал свое имущество на воспитание девочек, которых она прижила с любимым человеком. Счастья я лишился, но у меня осталась гордость. А она? Молодость уже прошла, красота под влиянием законов природы поблекла, любимый человек скончался… Что же у нее осталось?» («Дядя Ваня», 1897).

Терентий, сапожник, «высокий старик с рябым худощавым лицом и с очень длинными ногами, босой и одетый в порванную женину кофту» («День за городом», 1886).