Тропами ада

Отлично понимая замыслы римлян, Теодорих, тем не менее, оказался не в силах убедить глав ведущих с ним безостановочную войну племен отказаться от нападок друг на друга, перестать шакальничать и объединиться против общего врага. Даже употребив весь свой дипломатический дар, Теодорих должен был все же признать провал своей миссии. Затяжная и крадущая силы обеих сторон война со свевами была продолжена, унося все новые жизни, причем в масштабах, заставляющих сомневаться, что небесная обитель воинов-храбрецов Валхалла окажется достаточно просторной… (король вестготов оставался приверженцем старой религии, но арианских миссионеров терпел лишь из вежливости).

Так вот, душу и ум в обессилии опустившегося на землю и сбросившего враз потяжелевший защитный шлем короля западных готов Теодориха Второго озадачил факт неожиданно-резкого ослабления сопротивления свевов, что, при всей непоследовательности мыслей и действий их так называемого не имеющего короля "совета", было тем не менее странно, если не сказать – нелепо. Свевы могли бы, без сомнения, продержаться еще не одну неделю, зная на своей территории каждый овраг и каждый камень, как родимые пятна на груди собственной жены и будучи в состоянии эти знания рационально использовать. У Теодориха же возникло чувство, будто нога, ранее упиравшаяся в твердую упругую почву, вдруг провалилась в склизко-податливую жижу болота… Он был почти в смятении и к тому же безумно уставший, так что собрать мысли воедино было для обычно сметливого и остро думающего властелина Тулузского царства в данный момент подвигом.

Что же стало причиной столь существенного изменения тактики "совета"? Неужели увещевания главы готов наконец-то возымели на него действие и "совет", взвесив все pro и contra пришел-таки к мысли о разумности образования альянса? В таком случае следует в самое ближайшее время ожидать гонцов с предложением переговоров, и именно в Тулузе, а не этом обветшалом, мерзком краю, где ни душа, ни тело не находят отдохновения… Но, о великий Один, как же болит рука! Должно быть, на пятом десятке не стоит махать мечом с таким остервенением…

Да… С каждым днем, с каждым боем меч, щит и лук становятся все тяжелее, контуры предметов все расплывчатей, а периоды восстановления все продолжительней. И, хоть король и оставался до сих пор одним из самых могучих бойцов своего племени, он отлично сознавал, что не продержался бы и двух минут в поединке против самого себя двадцатилетней давности и что, по логике вещей, пора бы подумать о покое, цветущем саде и терпком меде, пирах с приближенными, да похожими на валькирий шлюхами и мирной охоте на фазана… Посадить на коня впереди себя сына, потрепать по рыжевато-светлой головке подрастающую дочь и, пришпорив холеного жеребца, кинуться в погоню за быстрым оленем, норовящим обмануть опытного воина и сохранить свою оленью жизнь… Жаль, что мечтам этим не суждено сбыться, ибо жить Теодориху довелось в жесткое время перманентной войны, конца которой не видно и не будет, и силы пробовать не в постельных стонущих поединках с бесстыдными, кривящими губы в поддельной страсти, жеманницами, а в суровых битвах, наполненных лязгом железа, боевыми выкриками и предсмертными стонами.

Но эта, вдруг пришедшая мысль о доме и уюте чуть смягчила грубые черты короля, тронув его обветренное, испещренное шрамами и ранними глубокими морщинами лицо чуть заметной теплой улыбкой. Через несколько часов он достигнет дома, вернее, наспех возведенной на окраине владений свевов крепости, где он сможет отдохнуть и восстановить порядком потрепанные за две недели отсутствия силы, наслаждаясь тишиной и обществом оставшихся в живых приближенных. Разумеется, это не вожделенная Тулуза, ожидающая своего короля и молящаяся за него всем имеющимся на сегодня противоречивым богам – единственное место на свете, где Теодорих мог уснуть действительно легко и спать без тревожащих, а порой кошмарных, сновидений, которые он приписывал воле одного из разгневанных богов, желающих его погибели также же, как и смерти его старшего брата – предшествовавшего Теодориху короля вестготов Торисмунда, чьей гибели они добились.

Он хотел, как обычно, после занятия государственными делами, отправитьс\я на охоту.

Это потом, в 711 году, в руки арабам попала сокровищница Теодориха, в которой главное место, бесспорно, занимал "стол царя Соломона", сделанный из золота и вывезенный в 401 году Аларихом I из Рима. Таким образом, Теодорих Второй был богат, как царь морской, но только чуть-чуть богаче…

Никто не знал, никто не ведал о тайных залежах золота и прочего продажного металла в сокровищницах Теодориха… Его финансовая власть была истинно непоколебимой.