Тропик Динозавра

Дно, обследованное босыми ногами, казалось довольно твердым, хотя под тяжестью шагов глина, смешанная с мелким гравием и наносами ила, несколько проминалась. Тем не менее мы сочли, что машина, идущая с достаточной скоростью, не успеет увязнуть. Вода не поднимется выше оси, так что за мотор можно не опасаться. Правда, на дне мы обнаружили глубокие ямы, образованные сильным течением. К счастью, они были небольшими и преодолеть их не составляло труда. Мы долго топтались в реке и кричали: «Здесь хорошо! Здесь неплохо! Здесь пройдет!» В результате все страхи покинули нас, уступив место убеждению, что переправа вполне возможна. Чувство ответственности растаяло, мы представили себе «стар» уже стоящим на другом берегу и приступили к действию. Чтобы миновать промоины в дне, наметили трассу наискось по течению. Машина сдвинулась с места. Перескочила прибрежную скользкую грязь, взбурлила носом воду, затем вынырнула выше бампера и помчалась дальше, подминая под себя клочья пены. Застрял он как раз посередине. Мотор взревел раз, другой, закашлял, колеса взметнули черную жижу и на глазах превратились в огромные комья грязи. Машина замерла. У каждого, кто стоял на берегу, наблюдая за переправой, появилось одно и то же выражение лица: «Так я и знал!»

Груз мы переносили на плечах на другую сторону, а под колеса попытались подложить доски и лист фанеры, погружая в воду руки по самые плечи. Все это не помогало. Руки не доставали до дна, и подкладки ложились кое-как. Пришлось тащить лебедкой. Па берегу вбили два стальных лома, за них зацепили трос. Лебедку укрепили спереди на «стар» и, включив мотор на полные обороты, попытались выскочить из западни. Машина переползла через русло, и вот уже кабина достигла покатой полосы гравия на том берегу, но задние колеса глубоко западали в вязкую почву. Мы перенесли ломы на сухую горку, и на тросе «стар» закончил переправу.

Чтобы не испортить всем радужного настроения, я решил пересечь реку на своем «мусцеле» немедля. Еще раз вернулся в воду и заставил себя несколько раз пройти всю трассу. Не желая попадать в ямы, я попросил нескольких человек встать около них. Оказалось, что придется проехать несколько десятков метров по середине реки вниз по течению. Все засомневались, однако никто не решался давать советы, и мы доверились результатам промеров реки, а не рассудку, который почему-то требовал переправляться кратчайшим путем. Я съехал на «мусцеле» в реку слаломом между коллегами, потом не торопясь, чтобы не залить мотора, пошел далеко вниз по реке, словно корабль. Там, возле Томека, повернул против течения и наискось пересек реку. Две минуты спустя «мусцель» стоял на холме рядом со «старом».

Во второй половине дня, взяв направление на аймак Арвайхэр, мы двигались по мягкому ярко-зеленому ковру, вздыбившемуся островерхими холмами. На их склонах в траве лежали огромные яйцеобразные и шарообразные гранитные глыбы, похожие на дремлющих носорогов. Они были серые и покрыты желтыми лоскутами лишайников. Состояли из грубозернистого материала, что придавало им удивительную, совсем не каменную теплоту. Местами поблескивали небольшие озерца. Давно не было видно ни юрт, ни каких-либо следов пребывания человека. И вдруг из-за холма появились два всадника. Лошади промелькнули по склону, и вот они уже стелются по земле, мчатся среди камней и пропадают из виду. Вновь появляются, но уже без всадников. А те стоят рядом, один держит лошадей, второй выходит на дорогу и подает знаки. Я остановился.

Это был молодой мужчина, одетый в национальную одежду. Он попросил подвезти его в город. Вещи остались в юрте, и за ними надо было заехать. Мы с Тересой согласились. Мужчины вскочили на лошадей и галопом поскакали вперед, вверх по склону, Я поехал следом. лавируя между камнями. Угнаться за лошадьми было трудно: они легко преодолевали каменные гряды, которые машине приходилось объезжать. В конце концов всадники пропали из виду за гребнем. Когда мы добрались до юрты, лошадей уже стреножили. Сели на траву. Нас охватила тишина. Мягкий золотистый вечерний свет наполнял небо и землю. Просторная юрта внутри обита войлоком и светлой тканью, дверь покрыта искусной резьбой. Стояла она на зеленой поляне, со всех сторон окруженная горами, естественно вписываясь в их мягкие контуры. Оторванная от суетного мира, она была воплощением одиночества и покоя.