Тропою тайн

— Не знаю. — Скайлер сделала паузу, и в ней опять что-то сжалось. «Что она подумала бы, увидев меня сейчас? Гордилась бы она мной или ей было бы все равно?»

Микки окинула подругу долгим, оценивающим взглядом, затянулась сигаретой и выпустила облачко дыма в еще прохладную синеву неба, которая к полудню раскалится добела. Скайлер не в первый раз делилась с Микки самыми сокровенными мыслями о матери, и та понимала, что странные вопросы не имеют ответов.

— Могло быть и хуже. По крайней мере из трех родителей у тебя есть двое. — Микки пожала плечами. — Моим предкам начхать на меня, а твои приемные мать и отец обожают тебя.

Скайлер задумчиво погладила шелковистую шею Ченслора.

Горькая правда заключалась в том, что к каждому новому прыжку, к каждой новой ленте она стремилась не из желания побеждать, а из-за матери. Скайлер словно пыталась доказать женщине, которая кормила ее грудью, меняла подгузники, укачивала, а потом исчезла, что брошенная дочь достойна любви и заботы.

Они с Микки подвели лошадей к трейлерам, и тут Ченслор начал упираться.

— Хватит, Ченс! — Скайлер потянула за узду.

Но возле алюминиевого пандуса, ведущего в первый трейлер, Ченслор встал как вкопанный и смотрел на хозяйку, пока та, вздохнув, не извлекла из кармана морковку. Держа лакомство перед мордой коня, Скайлер заставила его взойти по пандусу.

Проезжая по пути к шоссе по главной улице пригорода с ее белыми, обшитыми досками магазинами и уличными фонарями в викторианском стиле, Скайлер помахала Миранде: стоя возле бывшего каретника, где разместился мамин магазин, та поливала цветы в чугунных вазонах. Худощавая, как фотомодель, и одетая как девушки с рекламных объявлений Миранда махнула рукой в ответ. Она заступала на пост в магазине летом и осенью, пока Кейт сопровождала дочь на состязания, словно команда поддержки, состоящая всего из одного человека.

Этим утром Кейт рано уехала на ипподром, чтобы занять удобное место. Скайлер улыбнулась, так и не припомнив ни единого случая, когда бы ее мама не смогла или не пожелала присутствовать на состязаниях. Однажды Кейт сама срезала чуть ли не все цветы в своем драгоценном саду и отдала их Скайлер и ее отряду герл-скаутов для парада в День ветеранов [10]. А после операции, когда Скайлер была несколько недель прикована к постели, мама часами читала ей вслух и помогала вырезать фотографии лошадей из журналов.

«Микки права — мне повезло, — думала Скайлер. — И не только потому, что у меня замечательные родители. С самого детства мне ни в чем не отказывали, но при этом не баловали».

В Нортфилде, расположенном в двенадцати милях к северо-западу от Гринвича, с его особняками и гаражами на четыре машины, было не принято кичиться богатством. Никто из родителей одноклассниц Скайлер не водил роскошные европейские машины и не гонялся за одеждой, на этикетках которой значились имена знаменитых модельеров. Эти люди не слишком высоко ценили вошедший в моду псевдоанглийский стиль и предпочитали отдыхать дома, а не таскать по всей Европе гору чемоданов с монограммами. Они не ужасались, когда кетчуп из бутылок проливался на антикварные обеденные столы, и невозмутимо топали по двухсотлетним турецким коврам в облепленных грязью сапогах для верховой езды. Собакам, целыми днями носившимся по пастбищам и садам, разрешалось спать на любом диване. А за обедом горожане беседовали не о том, кто сколотил более внушительное состояние, а о трехлетней кобылке, подающей большие надежды, о победителе состязаний в Гладстоне, о том, не отменят ли в этом году из-за дождя скачки в Лейк-Плесиде.

По мнению Скайлер, от других ее маму отличала не трость, с которой она не расставалась, а перенесенные страдания. Боль не исчезала никогда, она сквозила в мелких морщинках вокруг глаз и рта, в улыбке, словно блик на кончике ножа. Мама не жаловалась, даже не заговаривала о боли… впрочем, она умела хранить тайны.

«Какую тайну о моей настоящей матери она хранит? Отчего ее глаза темнеют, стоит мне заговорить о прошлом?»

Глядя в окно машины на убегающие вдаль поля, Скайлер всей душой надеялась, что поступит правильно, отважившись открыть этот ящик Пандоры.

Благотворительные состязания по конному спорту, которые проводились в Бэллихью раз в год, в августе, молодые спортсмены считали удачной возможностью показать себя. К полудню Скайлер и Микки так удачно выступили в отборочных соревнованиях, что были допущены к участию в конкуре среди любителей и владельцев лошадей группы юниоров.

Выводя коня на разминочный манеж, Скайлер вдруг осознала, что нервничает гораздо меньше, чем ожидала. Она окинула взглядом трибуны, надеясь увидеть Кейт. Но зрителей собралось слишком много, а Ченслор приплясывал, мешая Скайлер сосредоточиться.