Когда они ехали к дому Виллора, инквизитор брал номера в приличных гостиницах, где им не приходилось соприкасаться столь тесно, теперь условия изменились. Ливиана некоторое время вела себя скованно, ждала, когда ее сосед по комнате выйдет или заснет, и Эйдан быстро научился определять, когда женщина начинала нервничать из-за его присутствия. Поначалу он выходил сам, затем предложил ей не мучиться и говорить сразу, если хочет остаться одна. Госпожа Ассель вспыхнула, кажется, приготовилась ответить колкостью, но выдохнула и кивнула головой. С тех пор ей оставалось лишь сказать: «Эйдан, а не прогуляться ли вам?» – как он покидал номер, выжидал некоторое время, а после, предварительно постучав и получив разрешение войти, возвращался. Так стало комфортней обоим. Ливиана не мучилась от неловкости, шейд не ловил на себе ее раздраженные взгляды.
Спали, разумеется, порознь. Вдова на единственной кровати, инквизитор, подстелив себе покрывало и прихватив одну подушку, ложился поближе к горячей трубе, поднимавшейся от очага внизу. Эйдан порой подолгу лежал с открытыми глазами, глядя в темноту, и слушал ровное сопение соседки по комнате. Что он чувствовал в этот момент? Покой и умиротворение. А еще злость, что Ливиана вынуждена проводить ночи в дешевых гостиницах, оторванная от своего сына. Когда-то он хотел заботиться о ней, теперь спасал жизнь. Это было совсем не то, о чем он грезил. Вынужденная действительность не походила ни на тихие вечера, наполненные негой, ни на страстные ночи, ни на счастливые дни. Виллору хотелось подарить госпоже Ассель уверенность в завтрашнем дне, стать той самой твердыней, которую она в нем чувствовала, но выходило, что невольно подверг опасности, и дать гарантию, что всё закончится хорошо, не мог. Однако одно знал точно, что сделает всё, чтобы исход дела был благополучным для женщины и годовалого малыша.
Что до взаимоотношений с Логхертом, они были… ровными. Даже потеря отряда, казалось, мало его беспокоила. К людям он относился, как к расходному материалу. Дорожил лишь племянником, и то, скорей оттого, что в нем имелся дар, и он был учеником своего дяди. Шейд Логхерт, уроженец Триаполя, любил себя и исключительно себя. Он был достойным потомком древних магов, исповедовал их святую веру в превосходство одаренных над людьми, лишенными дара, и грезил о небывалом могуществе. Правда, все магические перевороты и восстания считал глупостью.
– В нашем мире, шейд Виллор, слишком мало Силы, чтобы делить ее на многих. Если сейчас и возможен маг, подобный по могуществу Древним, то он может быть только один. А один, как известно, против множества не удержится. Что толку в пустой бойне, если толпа всё равно захлестнет? Нет, мой дорогой шейд, я не желаю стоять против своры дворняжек. Как бы я не был благороден по рождению и дару, но… загрызут.
– Так чего же вы хотите? Что вам даст приобретенное могущество, если вы будете вынуждены всю жизнь скрываться?
– Зачем скрываться? Я могу стать кукловодом. Скрытый в тени, я смогу вершить людские судьбы. Каково? А? Шейд Виллор?
– Грандиозно, – с холодной иронией отвечал Эйдан.
– Вы можете насмехаться, сколько вам угодно, брат инквизитор, но все-таки в окончании торжествовать буду я.
– Посмотрим.
– Посмотрим.
За полторы недели, что искатели сокровищ Древнего были в пути, многое изменилось. Тейд, устроивший похитителям ночь бесконечного плача, вынудил их пойти на смягчение условий. Ливиану подпустили к сыну, но как только надрывно всхлипывавший мальчик успокоился и уснул, отправили обратно к инквизитору, ожидавшему ее на некотором удалении от лагеря, разбитого на первую ночевку на краю леса. Ребенок спал в карете под надзором приставленного няньки. Остальные расположились вокруг кареты.
Эйдана и вдову к лагерю не подпустили, впрочем, это не сильно расстроило шейда, привыкшего к походной жизни. Переживал он только за свою спутницу, никогда не спавшую под открытым небом на голой земле. Виллор, воспользовавшись временным отсутствием Ливианы, побродил по кромке леса, собрал хворост и нарвал еловых лап. И когда госпожа Ассель вернулась, ее ожидал костерок и походное ложе. Эта была единственная ночь, когда они лежали, прижавшись друг к другу, чтобы не замерзнуть.
Беззвучно плакавшая женщина, уснула измотав себя переживаниями, а Эйдан пролежал и эту ночь без сна, поддерживая огонь и наблюдая за лагерем мага. Ближе к рассвету Ливиана проснулась от холода. Костерок начал затухать, а инквизитора рядом не оказалось. Она села, подкинула в огонь последние ветки и напряженно всмотрелась в темноту. Вскоре вернулся Виллор.
– Замерзли? – заботливо спросил он.
– Где вы были?
– Госпожа Ассель, вам не кажется, что вы задаете нескромный вопрос? – с иронией полюбопытствовал Эйдан. – Не думаю, что некоторые нюансы моей личной жизни вам бы хотелось знать.
– Ох, простите, – потупилась Ливиана. – Действительно бестактно с моей стороны.