Тропы «Уральского следопыта»

Соня тем временем рюмки наполнила, подтолкнула мужа: угощай, мол. Мужиков упрашивать не надо. Охотно потянулись друг к другу чокаться.

Касьян закусил увертливым рыжим грибком, повернулся к директору.

— Я ведь вас, Геннадий Иванович, давно знаю. Мельком только все, издали. Разговаривать даже ни разу не привелось. А ведь помню, когда вы приехали. Я еще подумал: и этот уедет к себе в город. Не держались тогда учителя в Беренчае.

— Мог бы и уехать, — Геннадий Иванович согласно кивает. — Вполне мог. Когда заканчивал институт, совершенно никуда не хотел ехать. Как говорится, не было любви ни к деревне, ни к городу.

— Это как же так?

— По молодости. Сюда послали — я не отбивался: все едино. Потом, не сразу, через несколько лет, понял, что мне повезло. Послали туда, куда хотел, сам того не сознавая.

— Деревней довольны? — спросил Касьян.

— Тут у меня своя философия. Тайгой доволен. И считаю, что человек должен жить, тесно соприкасаясь с природой. Только жаль, что к природе человек часто плохо относится. Леспромхозы эти…

— Тайги еще много, на наш век хватит.

— А потом? Вы посмотрите, как быстро отступает тайга перед человеком. Конечно, относительно быстро. Но от промышленных городов лес уже отошел. Возьмите, к примеру, нашу таежную область. Вокруг некоторых городов голо. Реки, текущие от Саян, засорены отходами сплава.

Касьяну это уже понятнее, интереснее.

— Географию, видно, преподаете?

— Физику. А почему решили — географию?

— Да вот про реки, про тайгу говорите.

— Так про это каждому нужно говорить.

— Ну, а что делать надо?

— Точно я и сам не знаю. Развитие промышленности не остановить. Но мне понятно, что этикеток на спичечных коробках, где написано: «Берегите лес» — явно недостаточно. Нужно очень испугаться за свою землю, за свое будущее, и тогда можно что-нибудь придумать.

Касьяну и эти слова Геннадия Ивановича понятны. Только он тайгу и с другой стороны видит: недаром тайга скудеет. Раньше, лет двадцать-тридцать назад, вокруг Чанинги небольшие деревни были. Не близко, но и не далеко. До которой три часа ходу, до которой полдня. А где теперь эти деревни? Были, да все вышли. Охотничьи угодья соседей часто пустуют теперь. От больших деревень к этим угодьям многие дни пути. А на чем? Лошадей у охотников за последние годы много поубавилось. И ведь никто не гнал охотников из тайги. Вначале из тайги молодежь хлынула, к кино, к электрическим лампочкам, к многолюдству. Скучно в маленьких деревнях молодежи. Правильно, конечно, все это. Человеку лучше жить стало. Но и тайгу жалко. А тайга без человека — кому она нужна?

Разговор становился свободнее, громче.

— А вот, — говорит Касьян, — я где-то читал, сейчас и не вспомню где, будто в Англии последнего дикого оленя убили лет триста назад. И там теперь ни медведей, ни волков, ни рысей нет. Так же будто и во Франции.

— Пустыня, — говорит Семен. — Тоскливо же им там жить. Ты, братуха, читал в охотничьем журнале, как французы делают? Закупят, к примеру, зайцев в Венгрии, к себе привезут, на волю выпустят и охотиться начинают.

— Игрушки.

— Я тогда сам смеялся, когда читал. Если бы кто просто так рассказал, а не в журнале прочитал, не поверил бы. Зачем же этих зайцев выпускать, если они у тебя в руках?

— Для спорта. — Геннадий Иванович уютно, по-домашнему щурится. — Да еще деньги надо заплатить, чтобы разрешили погоняться за этим зайцем. И все это как раз в подтверждение моих слов.

— Вам-то что до тайги, Геннадий Иванович? Вы человек ученый. Будет ли белка, уйдет ли за вырубки и пожоги — на вашей зарплате не отразится.

— Ты чего? Сдурел? — шикнула на Семена жена.

Семен досадливо крутнул головой.

— Вы не обижайтесь, Геннадий Иванович, что так спросил. Я по-простому.

Директор рассмеялся.

— Новости я вам, Семен, не сообщу, если скажу, что тайга это не только зверь, белка, соболь. Не только деревья… А потом вот какой парадокс: я вырос в рабочем поселке, где нет ни леса, ни реки. Казалось бы, должен считать, что и так хорошо. Но я болезненно завидовал тем, кто жил у рек, в лесу. В нашем поселке снег всегда был серым от сажи…

— Закусывайте, закусывайте, — приглашала всех хозяйка.

Зимние сумерки всегда рядом, за спиной стоят. Не успеешь повернуться, день прошел. За веселым столом время летит и того быстрее. Вроде только за стол сели, песен еще спеть не успели, а Соня уж манит хозяина из-за стола. Семен вид делает, что не замечает жену. Но та подошла, зашептала что-то сердито в волосатое ухо Семена.

— Чего это ты своего мужика зудишь? — спросил завеселевший Касьян.

— Да время уже свет давать, а он еще к своему спарщику не ходил, не просил замениться. Иди, иди, — подтолкнула жена Семена. И гостям: — Он быстро, он сейчас прибежит.

— А чего к нему идти? — Семен хмурится. — Колька еще утром в тайгу ушел. Завтра вернется.

Соня хлопнула себя по крутым бедрам.

— А ты знал, язва, оказывается. А что днем говорил? «Схожу!» Да если б я знала, что тебе работать, дала бы я тебе выпить?! Жди!

Семен нехотя поднялся. Посмотрел на директора.

— Если бы ребятишкам не надо уроки учить, не пошел бы я. Заболел, и все тут.