Троцкий

Придет время, и все эти записки, которые Троцкий возьмет с собой в изгнание, он будет широко использовать в своих статьях и книгах, как бы с удивлением оглядываясь в прошлое: как они, соратники Ленина, позволили генсеку завладеть партией? Где глубинная ошибка его, Троцкого? В чем оказался Сталин сильнее их?

Будущий изгнанник никогда не сможет сказать, что многочисленные оппозиции, фракции, группы, которые он лично вдохновлял, были лишь поверхностными волнами на глади огромного российского озера. В его глубинах они не смогли вызвать и слабого волнения… Временные попутчики Троцкого не укрепили его позицию. Если бы они обратились к нему сразу после смерти Ленина!.. Троцкий не мог понять, что истоки цезаризма и тоталитаризма находятся значительно глубже, нежели у основания кресла генсека. Дело не в Сталине. Рождающаяся бюрократическая система нашла бы своего Сталина. Одномерность политического развития предопределила уродства казарменного общества.

Троцкий, находясь в Алма-Ате, а затем за границей, следил за поведением бывших попутчиков. Как правило, все они с готовностью кляли троцкизм, униженно каялись, забыв о достоинстве. Троцкий, наверное, догадывался, каково было Каменеву, умному, честному человеку, ставшему редактором первых трех изданий сочинений В. И. Ленина, приступить к «сортировке» работ вождя: что публиковать, что оставлять на долгие десятилетия в заточении спецхранов. Насилие над собой, над своим духом не спасло Каменева – генсек никогда не мог забыть страшных слов: «…Сталин не может выполнить роли объединителя большевистского штаба…»

Одна из последних попыток оппозиции заявить о себе, о своем несогласии с диктатурой партии и нарождающимся единовластием была предпринята в ноябре 1927 года, в десятую годовщину Октября. Надежды на то, что появятся новые сторонники, не оправдались. По указанию Сталина ОГПУ не церемонилось. Ряды единомышленников быстро редели: одни публично заявляли о прекращении своей фракционной деятельности, других высылали за Урал, в Сибирь, Среднюю Азию, некоторых – в более почетную ссылку (послами, торговыми представителями). Отдельные уходили иначе, как, например, Адольф Абрамович Иоффе. Старый большевик, убежденный сторонник Троцкого, находясь в состоянии депрессии, застрелился. В предсмертном письме он утверждал, что Троцкий политически всегда был прав, но ему недоставало ленинской непреклонности и неуступчивости. «Когда-нибудь партия это поймет, – писал Иоффе, – а история обязательно оценит».

Думаю, Троцкий был далеко не всегда прав, и история это подтверждает. Но что он не был врагом социализма, а был врагом Сталина, это ясно сегодня всем. Хотя «социализм» Троцкого мало отличался от социализма Сталина. Оба они были ленинцами.

Выступление Троцкого на похоронах Иоффе оказалось его последним публичным обращением к своим сторонникам на Родине.

Дольше других сторонников Троцкого держался Карл Бернгардович Радек, сосланный в Западную Сибирь после разгрома оппозиции. Известный в партии и стране как блестящий публицист, Радек, познакомившийся с Троцким еще до революции, был импульсивным человеком и в жизни, и в политике. Будучи выходцем из Польши, он не порывал с традициями социал-демократии своей родины. Острослов, полиглот, весельчак, Радек имел знакомых во многих странах Европы, умел быстро устанавливать контакты с самыми разными людьми. Одной из черт его характера была способность быстро менять политические ориентиры. Поддерживая во время драмы Брест-Литовского мира Троцкого, он умудрялся одновременно быть и вместе с группой «левых коммунистов» Бухарина. По поручению Ленина принимал участие в создании Германской коммунистической партии, одним из первых поддержал идею Народного фронта.

Троцкий всегда с интересом, но и с известной долей недоверчивости относился к Радеку, склонному к легкому авантюризму, экспромтам в политике, но обладавшему одновременно острым, наблюдательным умом. Именно Радек настаивал на союзе с социал-демократами западных стран, пытался удержать Брандлера от форсирования революционного выступления в Германии. Работая одно время ректором университета Сунь Ятсена в Москве, Радек часто бывал у Троцкого, советуясь по международным вопросам, принося кучу новостей, выпытывая прогностические оценки корифея революции. Он нравился, кажется, всем. Даже Сталину. Но в то же время его вроде бы никто не принимал всерьез. Все отдавали должное его остроумию, парадоксальному мышлению, неистощимому оптимизму. Однако, думаю, за внешней безалаберностью и разбросанностью скрывался сильный ум проницательного аналитика, не обладавшего, правда, достаточной волей.

Когда Троцкий будет выслан в Алма-Ату, первое письмо он получит от Радека, находившегося вместе со Смилгой в Томске. Радек писал о своем житье-бытье ссыльного, строил предположения о развитии дальнейших событий, призывал Троцкого крепиться. Письма Троцкого Радеку надолго осядут в спецхране после ареста Карла Бернгардовича в роковые 30-е годы. О чем писал Троцкий своему стороннику? Приведу отдельные выдержки из нескольких писем: