Троцкий

В этих документах указывалось, что тюрьмы и лагеря для «троцкистов и других врагов» следует создавать на Колыме, в Норильске, в Коми АССР, в Елабуге, Караганде и других местах, превращенных в острова «архипелага ГУЛАГ». Юридическим обоснованием служили соответствующая часть «Уголовного кодекса РСФСР» и все многочисленные модификации печально знаменитой 58-й статьи, согласно которой даже члены семьи «преступника» подвергались бесчеловечной каре{996}. В приказе министра внутренних дел, в соответствии с решением Сталина, предписывалось «вести чекистскую работу по выявлению оставшихся на воле троцкистов и иных врагов государства», не допускать «сокращения сроков наказания этим лицам и применения других льгот», а по истечении сроков заключения и ссылки «задерживать освобождаемых заключенных с последующим оформлением…»{997}

Уничтожали даже тех, кто хоть что-то знал о Троцком или где-то упоминал его имя.

До конца своих дней Сталин считал троцкистов особо опасными врагами, ибо они для него были уже олицетворением универсального зла. Естественно, его верные подручные тоже продолжали «искать» троцкистов и их сообщников до самой смерти диктатора. И находили… Об этом, например, свидетельствует еще одна записка С. Н. Круглова: «Товарищу Сталину И. В. Численность особых лагерей установлена в 180 тысяч человек. МВД просит разрешения увеличить емкость (курсив мой. – Д. В.

) особых лагерей на 70 тыс. человек и довести их до 250 тысяч заключенных…»{998}

Сталин, естественно, разрешил. Если бы было возможно, он бы всю страну превратил в один гигантский ГУЛАГ. Впрочем, она (страна) и так мало отличалась от него. Например, все крестьяне не имели паспортов и не могли никуда выехать. Они находились на положении крепостных. В каждой бригаде, каждой роте, на любой кафедре, в любом цехе были секретные осведомители. Но в стране некому было сказать: в XX веке мы идем к новому рабству. Кто мог, хотя бы потенциально, это сказать, того уничтожали. Другие уже этого не понимали и считали, что все так и должно быть. Система превращала людей в инструмент достижения утопической цели. Вот когда стало ясно, что революция, которой посвятил всего себя Троцкий, стала патологией общественного развитиия

.

Я, однако, забежал вперед. Но приведенные выше документы, надеюсь, красноречиво свидетельствуют, что могущество Сталина всегда соседствовало со страхом. Призрак Троцкого преследовал главного жреца «бюрократического абсолютизма» всю жизнь. Независимо от того, где находился этот человек: в Алма-Ате, на Принкипо, в Барбизоне, Осло, в Койоакане или за той тонкой невидимой чертой, которая разделяет жизнь и смерть и которую каждый из живущих на Земле когда-то перешагнет.

Одиночество Койоакана

Нет, Троцкий никогда не был отшельником. До последнего дня вокруг него было много людей. Иногда больше, иногда меньше. Но в последние годы жизни в далекой Мексике изгнанник и его жена испытывали сильное внутреннее одиночество. Постепенная утрата идеалов, которым Троцкий молился всю жизнь, смерть всех его детей и многих друзей, эфемерность текущих дней неумолимо подтачивали в душе человека без гражданства то, что можно назвать «внутренним стержнем». Троцкий не раз возвращался даже к мысли о самоубийстве, но не хотел, чтобы этот последний трагический аккорд жизни бросил тень на его биографию борца и революционера.

…Вопреки ожиданиям, его и Наталью Ивановну в Мексике встретили почти дружелюбно. Когда пустой танкер «Рут» 9 января 1937 года пришвартовался в мексиканском порту Тампико, Троцкий отказался сойти на берег до тех пор, пока не увидит встречающих его друзей. Они его не подвели.