Троцкий

Выйдя на улицу, Троцкий увидел невиданное оживление и скопление народа. Он писал потом в «Киевской мысли»: «…я бродил по улицам Вены и наблюдал на Ring’e толпы демонстрирующих. Широкое пространство перед военным министерством было сплошь покрыто народом. И не «публикой», а действительно народом, в корявых сапогах и с корявыми пальцами. Было очень много подростков и школьников, но было и много зрелых людей, немало женщин. Махали в воздухе черно-желтыми флажками, пели патриотические песни, кое-кто выкрикивал: «Alle Serben müssen sterben!» («Все сербы должны умереть!»)»{149}. Проницательный ум Троцкого постигал: националистические, шовинистические, патриотические страсти опрокинут доводы разума, морали и просто самосохранения. Но и он тогда еще не знал, что в первые дни августа 1914-го европейская социал-демократия в своем большинстве капитулирует перед милитаризмом. «Я не ждал, – вспоминал Троцкий, – что в случае войны официальные вожди Интернационала окажутся способны на серьезную революционную инициативу. Но в то же время я не допускал и мысли, что социал-демократия станет просто ползать на брюхе перед национальным милитаризмом»{150}. Троцкий провидчески напишет: «Мобилизация и объявление войны как бы стерли с лица земли все национальные и социальные противоречия в стране. Но это только историческая отсрочка, своего рода политический мораториум. Векселя переписаны на новый срок, но платить по ним придется…»{151}

. Он верно подметит: на первых порах война везде укрепит государственные машины, с тем чтобы затем расшатать их до предела. С этого времени и до конца своих дней Троцкий станет на враждебные позиции по отношению к социал-демократам. «История сложилась так, – скажет он позже, – что в эпоху империалистической войны германская социал-демократия оказалась, – это можно сейчас сказать с полной объективностью, – наиболее контрреволюционным фактом в мировой истории»{152}. Троцкому оставался лишь один путь – к социалистическим радикалам. Ими были большевики.

Война вынудила Троцкого почти бежать с семьей в Швейцарию, ибо австрийские власти стали интернировать российских эмигрантов. «Венская глава» закончилась. Теперь он с семьей сделает к ней еще несколько эмигрантских «приложений»: французское, испанское и североамериканское. Исход из Вены русских социал-демократов был стремительным. Вначале все перебирались в Швейцарию. Туда же прибыли Ленин, Зиновьев, Радек, Бухарин и некоторые другие социалисты-эмигранты. Находясь под впечатлением решений социал-демократов, поддержавших в своих парламентах милитаристские планы воюющих государств, Троцкий буквально за три дня написал брошюру «Война и Интернационал». В ней он настойчиво проводил ленинскую мысль (хотя по-прежнему был в состоянии «войны» с ним): мир без контрибуций и аннексий, мир для трудящихся можно достичь только обращением штыков против своих правительств. И здесь Троцкий выдвинул идею, которая всеми была воспринята как утопия: пролетариату, чтобы исключить войны, нужно создать Соединенные Штаты Европы, а затем бороться за образование Соединенных Штатов мира…

Троцкий любил пророчествовать. Но далеко не все его прогнозы, скажем забегая вперед, нашли подтверждение. Например, он был уверен, что после Октябрьской социалистической революции если и не свершится в ближайшие годы революция мировая, то в Европе она состоится непременно. Он ошибся в прогнозах, касающихся перспектив и судеб мировой революции, значения IV Интернационала, отмирания мелких национальных государств; в некоторых других попытках приподнять завесу над грядущим. Однако многие последующие предположения, касающиеся своего отечества, опасностей перерождения, эволюции сталинизма и его последствий, оказались провидческими. Троцкий не боялся давать прогнозы. Еще в 1915 году он высказал предположение, что Россия может выйти из войны лишь с помощью революции. Он жил ею, ждал ее и торопил приход этого «праздника угнетенных».

Троцкий был похож на М. А. Бакунина, который не мог жить без революции. Русский революционер В. И. Кельсиев в своей «Исповеди» вспоминает разговор Герцена с Бакуниным, при котором он присутствовал:

– В Польше только демонстрации, – сказал Герцен. – Да авось поляки образумятся, поймут, что нельзя подыматься, когда государь только что освободил крестьян…

– А в Италии?

– Тихо.

– А в Австрии?

– Тоже тихо…

– А в Турции?

– Везде тихо, и ничего даже не предвидится.

– Что же тогда делать? – произнес в недоумении Бакунин. – Неужели же ехать куда-нибудь в Персию или в Индию и там подымать дело! Эдак с ума сойдешь – я без дела сидеть не могу…{153}

Таким же нетерпеливым был и Троцкий, грезивший российской, европейской, мировой революциями.