Троцкий

Троцкий, который написал в разное время несколько статей о Плеханове, в том числе и посмертную в 1918 году (где он назвал его «соглашателем» и «националистом», хотя и отдавал ему должное как теоретику), был поражен категоричностью старого марксиста. Ведь Плеханов давно уже олицетворял социал-демократические идеалы в их наиболее завершенном виде. Статья Плеханова о «тезисах Ленина» кончалась фразой: «Я твердо уверен в том… что в призывах Ленина к братанию с немцами, к низвержению Временного правительства, к захвату власти и так далее, и так далее, наши рабочие увидят именно то, что они представляют собой в действительности, то есть – безумную и крайне вредную попытку посеять анархическую смуту на Русской Земле. Русский пролетариат и русская революционная армия не забудут, что если эта безумная и крайне вредная попытка не встретит немедленного и сурового отпора с их стороны, то она с корнем вырвет молодое и нежное дерево нашей политической свободы». Троцкий был не согласен с Плехановым, не зная, что история в конце концов подтвердит правоту патриарха марксизма в России.

Троцкий чувствовал, что революционное ристалище не только объединяет, но и разъединяет людей. Часто – навсегда. Ему тоже нужно было определиться: революция не терпит аморфных позиций.

Центристский курс Троцкого вначале привел его к так называемым «межрайонцам» – организации социал-демократов, возникшей в 1913 году, которая критиковала оборончество меньшевиков, но не теряла с ними идейной связи. Это сравнительно небольшое объединение социал-демократов все больше тяготело к большевикам. Когда в Петроград приехал Троцкий, в «межрайонцах» ходили многие его старые знакомые и друзья: В. А. Антонов-Овсеенко, М. М. Володарский, Д. З. Мануильский, А. А. Иоффе, А. В. Луначарский, М. С. Урицкий, К. К. Юренев и некоторые другие. Как правило, это были интеллигенты социал-демократического толка, прошедшие западную «школу» социалистического движения и делавшие мучительный выбор между радикализмом большевиков и парламентаризмом меньшевиков. В их среде Троцкий встретил и тех, кто два года назад активно сотрудничал с ним в парижской газете «Наше слово».

Петроград бурлил. Митинговая эйфория захлестнула улицы, как весенний паводок. Троцкий, рано утром уходя из своего номера, целыми днями жил политикой: заседания, митинги, встречи, обсуждения, выступления. Неделя-другая у Троцкого ушла на то, чтобы осмотреться, сориентироваться, разглядеть людей и их лидеров. Он видел, что в политическом раскладе сил большевики медленно, но неуклонно выходили на первые роли. Ведь они выступали против империалистической войны. Однако несколько лет идейной и газетной войны с Лениным и большевиками пока еще цепко держали Троцкого за европейские фалды. Выступая 10 мая на конференции «межрайонцев», где стоял вопрос о политическом самоопределении группы, он все еще говорил: «…я называться большевиком не могу… Признания большевизма требовать от нас нельзя»{167}

.

Ленин заметил приезд Троцкого, увидел рост его популярности, но, возможно, почувствовал в этом факте проявление мелкобуржуазной революционности части населения, которой импонировали яркая левая фраза, радикальные выводы, обещания быстрых желаемых результатов. Не случайно, готовя план своего доклада об итогах VII (апрельской) конференции РСДРП(б), с которым он выступил на собрании Петроградской организации, Ленин в одном месте набросал: «Колебания мелкой буржуазии (Троцкий… Ларин и Биншток, Мартов, ”Новая жизнь“)»{168}. Этих людей он относил к «мелкой буржуазии». Пока… А в то же время Ленин присматривался к Троцкому, читая его статьи, вслушиваясь в резонанс его речей.

В эти дни «межвременья» Троцкого можно было встретить в редакциях различных ориентаций: «Правда», «Вперед», «Новая жизнь». Его дороги в эти первые месяцы пребывания на родине часто пересекались с А. В. Луначарским, М. Горьким, Н. Н. Сухановым, М. И. Скобелевым, Л. Б. Каменевым. Шло самораспределение ролей актерами русской драмы.