Направляю Вам агентурно изъятые нами из текущей переписки Седова копии двух статей Троцкого от 13 и 15 января 1938 года под заглавием «Продолжает ли советское правительство следовать принципам, усвоенным 20 лет назад» и «Шумиха вокруг Кронштадта».
Указанные статьи намечены к опубликованию в мартовском номере «Бюллетеня оппозиции».
Народный комиссар внутренних дел СССР
Генеральный комиссар государственной безопасности
25 февраля 1938 г.
Троцкий не мог и предполагать, что щупальца Сталина проникнут так глубоко… Кремлевский вождь интересовался размахом троцкистского движения, возможностями его организаций, печатью «большевиков-ленинцев». По запросу Ежова в марте 1937 года 7-й отдел ГУГБ НКВД докладывает Сталину список троцкистских изданий за рубежом. Он весьма впечатляющ и содержит наименования 54 газет, журналов, бюллетеней, издававшихся в разных странах, правда, как правило, крошечным тиражом. Например, в Англии выходили «Красный флаг», «Борьба», в Бельгии – «Классовая борьба», «Спартакус», в Испании – «Коммунист», во Франции – «Революция», «IV Интернационал», «Искра», «Красное знамя», в Голландии – «Красный октябрь», «Пламя» и другие издания{56}. Сталин был поражен обилием газет и журналов, но его успокоили, что большинство из них выходит крайне нерегулярно, тиражом в несколько сот экземпляров.
А ведь кроме троцкистской, сколько издается антисоветской белогвардейской литературы! Сталин помнит, что недавно ему докладывали об этих изданиях и издательствах: «Русская печать», «Русская земля», «Русский очаг», «Родная земля», «Отечество», «Вестник Крестьянского Союза», «Русский инвалид», «День русской культуры», «Знамя борьбы», «Старое время», «Белый архив», «Иллюстрированная Россия» и множество других… В числе издателей, учредителей, редакторов и авторов много известных имен: Бунин, Куприн, Мережковский, Гиппиус, Чайковский, Алексинский, Бурцев, Гукасов, Шварц, Абрамович, Чернов, Розенфельд, Мирский, Милюков, Баратов… Часто издательства, журналы и газеты появляются и через год-два бесследно исчезают…{57} Сталин распорядился, и в Иностранном отделе ОГПУ тщательно следили за подобными изданиями, получая немалую информацию о монархистах, белогвардейцах, меньшевиках, троцкистах через своих агентов, которых, по мере возможности, вербовали из числа лиц, имеющих какое-то отношение к эмигрантской литературе за рубежом.
О чем же писал Троцкий в своем «личном» журнале? На что он надеялся, издавая его? Какое влияние «Бюллетень оппозиции» оказывал на политическую ситуацию в СССР того времени? И оказывал ли вообще?
Троцкий пытался, особенно в первое время, сообщать «революционные новости из СССР». Пожалуй, главным источником были открытые советские издания, на которые можно было подписаться за рубежом. Изгнанник скрупулезно изучал эту информацию и соответственно комментировал ее. Например, в июне – июле 1930 года «Бюллетень» сообщал в рубрике «Письма из СССР» такие новости: «Избиения троцкистов в В. Уральском изоляторе», «Заявление протеста Каменской ссыльной колонии большевиков-ленинцев», «Сталин и Красная Армия, или Как пишется история».
Одно время Троцкий пытался активно эксплуатировать тему об «обуржуазивании советского общества». Так, в одной из статей, полученной якобы из СССР, утверждается, что при сокращении «тончайшей прослойки рабочих» в руководстве оно все больше «пропитывается мелкобуржуазными элементами». Приводится много фамилий районных и областных руководителей из числа «чуждых пролетариату социальных элементов»: работник райисполкома Насорков – бывший колчаковский офицер, редактор окружной газеты Хаит служил фельдшером в банде Анненкова; зампредседателя окрсуда Кытманов – бывший начальник колчаковского военно-полевого суда; уполномоченный по хлебозаготовкам Иноземцев – бывший колчаковский каратель; работник ОГПУ Макаренко – бывший писарь колчаковского штаба; секретарь партячейки Рубан – колчаковский офицер и т.д.{58}.
Сомнительный тезис об «обуржуазивании советского общества» используется Троцким как доказательство термидорианского перерождения СССР.
Иногда Троцкий комментирует просто отдельные факты, события, изменения в положении тех или иных лиц. Прочитав в «Правде» об опале Д. Бедного, изгнанник тут же откликнулся на этот факт, не преминув ответить уколом: «Демьяна Бедного долго величали пролетарским поэтом. Кто-то из авербахов [20] предлагал даже «одемьянить» советскую литературу. Это должно было означать: придать ей подлинно пролетарский характер: «поэт-большевик», «диалектик», «ленинец в поэзии»… На самом деле Демьян Бедный воплощал в Октябрьской революции все, кроме ее пролетарского потока. Только жалкий схематизм, короткомыслие, попугайство эпигонского периода могут объяснить тот поразительный факт, что Демьян Бедный оказался зачислен в поэты пролетариата… Максим Горький представлял в литературе «культурного» мещанина, который испугался разнузданности стихий, а Демьян, напротив того, плавал в них, как рыба в воде…»{59}