Троцкий. «Демон революции»

Но, конечно, были выполнены пожелания Сталина и Ворошилова, а не автора. Станет правилом: во всех грехах, прошлых и настоящих, во всех поражениях и провалах винить главного оппонента – далекого изгнанника. Совсем скоро о Троцком Ворошилов скажет еще более определенно. В своем приказе № 072 от 7 июня 1937 года человек, который станет наркомом обороны после Троцкого и Фрунзе, подчеркнет: «…советский суд уже не раз заслуженно карал выявленных из троцкистско-зиновьевских шаек террористов, диверсантов, шпионов и убийц, творивших свое предательское дело на деньги германской, японской и других иностранных разведок, под командой озверелого фашиста, изменника и предателя рабочих и крестьян, Троцкого… Агент японо-немецкого фашизма Троцкий и на этот раз узнает, что его верные подручные Гамарники и Тухачевские, Якиры, Уборёвичи и прочая сволочь, лакейски служившие капитализму, будут стерты с лица земли и память их будет проклята и забыта…»{121}

Все это имеет уже косвенное отношение к истории как науке. К слову сказать, Троцкий с начала 30-х годов уже не смог больше создать значительных исторических трудов. На пути историка встала политика. Троцкому было уже не до истории. Он был поглощен отчаянной борьбой за выживание.

Драма истории – не только в фолиантах исследователей. Драма самих историков тоже может подняться до уровня самой высокой трагедии. Личная судьба Троцкого – яркое тому подтверждение.

43 мексиканских месяца

Троцкий был обречен. Вместе с депортацией в Мексику он получил «отсрочку» в 43 месяца, ибо в Кремле судьба его была давно решена. Офщиально сталинский суд не приговаривал Троцкого к смертной казни, ведь вся семья изгнанника еще в 1932 году по предложению Сталина была лишена советского гражданства. А судить заочно и публично, с вынесением приговора негражданину СССР – на это даже Сталин не решился.

Правда, все же имеется один обнародованный документ юридического характера, который не оставляет сомнений в намерениях советского руководства в отношении Троцкого. В деле так называемого «антисоветского троцкистского центра», проходившего 23–30 января 1937 года, Троцкий не только множество раз упоминается в ходе процесса как законченный преступник – ему посвящена заключительная часть приговора. На скамье подсудимых, где сидели самые разные люди – Г.Л. Пятаков, Л.П. Серебряков, Н.Л. Муралов, Я.Н. Дробнис, Я.А. Лифшиц, М.С. Богуславский, И.А. Князев, С.А. Ратайчак, Б.О. Норкин, А.А. Шестов, И.Д. Турок, Г.Е. Пушин, И.И. Граше, Г.Я. Сокольников, К.Б. Радек, В.В. Арнольд, М.С. Строилов, главное место было отведено Троцкому. Тень Л.Д. Троцкого витала в зале судилища. В обвинительном заключении, которое зачитал секретарь суда А.Ф. Костюшко, в речах председателя военной коллегии Верховного суда В.В. Ульриха, Союзного прокурора А.Я. Вышинского, а также в заявлениях обвиняемых в адрес Троцкого и его «банды» было произнесено так много огульных обвинений, слов, полных яростной ненависти, что ее хватило бы на десятки процессов самых закоренелых преступников. Чего стоят одни только выражения государственного обвинителя: «тупое упорство и змеиное хладнокровие троцкистских бандитов», «контрреволюционный троцкизм – злейший отряд международного фашизма», «Троцкий брызжет ядовитой слюной», «Троцкий поочередно служит экономизму, меньшевизму, ликвидаторству, каутскианству, социал-демократизму, национал-шовинизму, фашизму», «Троцкий и троцкисты – капиталистическая агентура в рабочем движении», «это – шайка бандитов, грабителей, подделывателей документов, диверсантов, шпиков, убийц» – и так далее и тому подобное. Я утомил, видимо, читателя. Мне хотелось лишь напомнить вам атмосферу сталинской инквизиции, в которой Ульрих с Вышинским пытались навсегда морально и политически уничтожить далекого изгнанника. Когда Вышинский закончил свою яростную трехчасовую речь словами: «Я обвиняю вместе со всем нашим народом, обвиняю тягчайших преступников, достойных одной только меры наказания – расстрела, смерти!» – зал встретил эти заключительные слова долго не смолкающими аплодисментами…

В 19 часов 15 минут 30 января 1937 года сталинский суд удалился на совещание, хотя приговор уже давно был согласован со Сталиным и предрешен еще до начала судилища. Но тем не менее, пока Вышинский с Ульрихом докладывали «вождю» об окончании процесса, пока за кулисами пили чай, зал не расходился. Обреченные ждали долгие восемь часов, сохраняя где-то в глубине души крохотную искру надежды. Но лишь четверым была сохранена (пока!) жизнь. Завершая чтение приговора, армвоенюрист Ульрих произнес: