Трубачи трубят тревогу

Своенравный мальчик, явившийся в Чернигов из глухого села, заинтересовал Михаила Михайловича многими качествами: пытливым умом, мягкой улыбкой, пристрастием к чтению, настойчивостью, чувством собственного достоинства и при всем этом еще задиристым нравом. Не предугадывал ли Коцюбинский, наблюдая за Виталием, насыщенный драматизмом его героический жизненный путь? Нередко же бывает так: чем ярче судьба даровитых людей, тем сильнее она обрушивается на них своей драматичностью.

Еще свежи были в памяти людей грозные события 1905 года. Вспышки народного гнева — эти зарницы грядущей грозы — возникали и в самых глухих уголках царской России. Герои Коцюбинского, теперь уже не на страницах «Фата-Моргана», а на суровой арене жизни, вооружившись косами, вилами и топорами, двинулись на штурм дворянских гнезд.

Дети из таких семей, как семья Коцюбинских, росли в атмосфере революционной романтики. Из разговоров старших, из рассказов сверстников юноши узнавали многое. Приезжавшие на каникулы молодые большевики, студенты-питерцы, рассказывали о той борьбе, которую вел рабочий класс России.

Много было разговоров о ссыльном большевике Владимире Селюке. Он и питерские студенты Короткий, Гриневич, Присядько создали в Чернигове несколько революционных кружков.

Гимназисты через соучеников-провинциалов узнавали и другое — о разгуле карателей в Конотопе, Клинцах, Шостке, Глухове и в других городах и селах. Женя Журавлев, ровесник Юрия, поведал своим товарищам о том, что творилось в селах и деревнях его родной Козелецщины. Слушая захватывающий рассказ о бесстрашии девятнадцатилетнего революционера Саввы Иванины, молодежь, увлекавшаяся романтикой народных восстаний, понимала, что не перевелись еще на Украине последователи Устина Кармелюка.

В один из февральских дней 1906 года, в день казни большой группы осужденных, по указанию революционного подполья была устроена обструкция во всех тюрьмах Черниговщины. В одиночке козелецкого острога содержался участник вооруженного восстания Савва Иванина, высокого роста и богатырского сложения молодой человек.

Арестанты, по условному сигналу Иванины, разобрав нары, забаррикадировались в камерах. Вышибли окна и, раскидав печи, забросали надзирателей кирпичами. Полиция, вызванная в тюрьму, не в силах была что-либо сделать. Прискакали драгуны. Пьяные, пустив в ход шашки, они штурмом брали одну баррикаду за другой. Ворвавшись в камеру к Иванине, каратели не могли с ним справиться. Руки молодого бунтаря, вцепившиеся в косяки двери, словно примерзли к ним.

Драгунский унтер прикладом нанес Иванине удар сзади. Спустя полчаса, когда Савва пришел в себя, он уже ничего не видел и не слышал. Зрение вернулось к нему не сразу — через полтора месяца, а слух — через два. Закованного в кандалы Иванину, будущего комиссара одной из бригад червонного казачества, под конвоем увезли в иркутский централ.

Евгений Петрович Журавлев, сын козелецкого народного учителя, ставший впоследствии начальником войсковой разведки червонного казачества, в Отечественную войну — командарм, генерал-лейтенант, и сейчас с большой теплотой вспоминает о встречах с Коцюбинским. Писатель часто беседовал с гимназистами. Возвращаясь с занятий, она шумной гурьбой появлялись в сквере (против городской ратуши), в котором любил гулять Михаил Михайлович.

— Царю нужны верные слуги, — говорил писатель, обращаясь к юношам. — Но, вопреки воле начальства, гимназии воспитывают и слуг народа. И они, эти слуги народа, обязаны знать больше, чем слуги царя. К чему я это говорю? К тому, чтоб напомнить вам, что ваша пора — это пора учебы... Знаем мы о ваших тайных кружках. Знаем, что каждый из его членов вызубрил назубок гневные речи Демосфена и Сен-Жюста. Знаем, что ваши юные сердца, жаждущие подвигов, полны стремления «глаголом жечь сердца людей». Но всему свое время. Придет и для вас святая пора борьбы... Она не за горами... В одном я уверен, дети мои, — вам не придется повторять: «Суждены нам благие порывы, а свершить ничего не дано»...

Слова Коцюбинского оказались пророческими. Пройдет каких-нибудь семь лет, и один из юношей по воле партии станет главнокомандующим советских войск Украины, а другой — строителем и вожаком ее боевой конницы — червонного казачества.

— Отец, а что ты скажешь о генерале Раевском? Под Бородином кто повел в огонь своих мальчиков? — Юрий с укором в больших голубых глазах посмотрел на отца. — А ты? Ты жалеешь нас?

— Что ж, Юрко, генералу Раевскому честь и хвала! Не зря его славил и Пушкин. Но мы пока не на поле боя. Голубь не вытолкнет из гнезда птенцов с неокрепшими крылышками. Жизнь — это непрерывный поток. Сейчас пора одних, а спустя немного подхватят эстафету другие.

Но молодость не любит ждать. Виталий с головой ушел в «бунтарское дело». Оно надолго разлучило его с милой усадьбой Коцюбинских, с Оксаной, чьей дружбой он дорожил.

В 1913 году Юрий, Виталий, Ахий Шильман[4], Алексей Стецкий, Валя Шаевич, Лазарь Аронштам, Валерий Имшенецкий и другие товарищи создали революционный кружок, примкнувший через год к социал-демократам.