Трудно быть «дьяволом»

На голограмме появляется храбрый, с квадратной челюстью, военный в ослепительно-белой, парадной форме. Слушает внимательно вопросы, отвечает чётко и немногословно. На самом деле это тщательно подобранный актёр, призванный разбередить сиротскую душу. Ведь он так похож на идеального, которому хочется внимать и подражать, отца…

Лектор исподволь наблюдает за подопечными, делая пометки. В целом реакция отличная, но есть несколько ухмыляющихся и перешёптывающихся скептиков. Этих нужно взять на карандаш и дополнительно проработать – во избежание. Потому что в их деле сомневающихся быть не должно. Потому что сомневающихся надо перевоспитать как можно раньше или же вырвать, подобно больному зубу.

С корнем вырвать. И если потребуется – с кровью!

***

Сочувствую ли я беспризорникам? Да, потому что сам в детстве оказался без крова. И нет, потому что должен выполнить задание, от которого зависит судьба моей Родины. А что на фоне этого миллион "уличных", большинство из которых от моих действий только выиграют? Прямо скажем – ничего.

Если потребуется, я обойдусь с ними гораздо жёстче, ведь когда речь идёт о безопасности Марса, все прочие соображения отходят на второй план. Включая взрослые, детские и подростковые жизни. И включая мою собственную!

***

– Взвод, стройся!

Растянувшись в шеренги, бойцы проводят перекличку. Проводят машинально, "на автомате", без усмешек и подначек. Потому что привыкли, как и те, кто стоял тут до них. Как и те, что придут после.

Встав по стойке смирно, Леший буравит взглядом туманную, открывающуюся с вершины, даль. Вспоминает почему-то Ратая, которого навещал уже несколько раз. У парнишки, по сравнению с армейскими – малина. Сидит день-деньской в классе, учится разным наукам, чтобы потом, попивая кофе, настраивать линии на автоматических заводах. Ну и хорошо. Он пацан умный, заслужил.

– Вольно, – раздаётся властный женский голос.

Перед строем встаёт полковник Богушевская, оглядывая подчинённых тяжёлым взглядом. Не обычным, фирменным, а таким, что мороз по коже. Что не так, чем они провинились перед старшими товарищами?

– Мне стало известно о готовящемся среди вас тяжком преступлении, – чеканит командующая. – А именно – о предательстве.

Что за дела? Какое ещё предательство?

– Двое бойцов из вашего взвода планировали побег, – продолжает полковник. – Они намеревались незаметно проникнуть в кабину орбитального лифта, чтобы затем пробраться на транспортный корабль и попытаться вернуться на Герт. Они хотели рассказать тамошним капиталистам о Заре и распредцентрах. Проще говоря, хотели поставить под удар весь проект.

Тишина, только свистит в лицо высокогорный ветер. Меряя бойцов презрительным взглядом, командующая медленно проходится вдоль шеренги.

– Самое гадкое даже не в этом. Нам известно, что двое ваших товарищей знали о готовящемся побеге. Знали, и не сообщили, чем поставили себя на одну доску с преступниками. Вы видите этот символ? – показывает она на стилизованный Марс на рукаве. – За него я проливала кровь. За него дралась с земными, за него горела на орбите. За него пожертвовала очень и очень многим, о чём никогда не жалела! И не только я одна, они тоже, – кивает она на стоящих рядом подчинённых, среди которых – хмурый товарищ майор.

Я ошибалась в вас. Вы не солдаты, вы всё ещё подзаборная шпана. А наше знамя для вас – просто кружок! Товарищ майор, – кивает она на "воспитателя", – не верил мне до последнего. Он думал, что смог перековать вас в преданных идеалам мира и труда бойцов. Вы плюнули ему в лицо, вы плюнули в лицо мне. А ещё вы плюнули в лицо всей Республике.

Я не буду называть имена провинившихся, вы сами их назовёте и накажете. В противном случае наказаны будут все. И наказаны жестоко! Товарищ майор, что у нас полагается за предательство?

– Расстрел, товарищ полковник.

– Всё верно, расстрел. Но мы не будем расстреливать всех, а только лишь десятую, случайно выбранную, часть. Ваших же собственных, ни в чём неповинных, товарищей. Что вы так смотрите? Думаете, я безжалостна, потому что вы – чужаки? Но у нас за такое расстреливают безо всякого жребия. Своих – расстреливают. И свои! К тому же на Заре чужаков нет. Мы все в одной лодке, все подставляем друг другу плечо. Чтобы доказать вам это, приводить приговор в исполнение будем не мы. Это сделают ваши бывшие собратья по несчастью.

Она кивает двум, стоящим в сторонке, солдатам в силовой броне и с "импульсниками". Неотличимых от тех, кто ещё не так давно доставил сюда Лешего. Кивнув, те поднимают забрала, демонстрируя всем лица. Мать честная, и правда – свои! Так это она что, серьёзно?!

– Я жду минуту, после чего отбираю и казню пятерых прямо здесь, – чеканит полковник. – Время пошло!

Снова тишина. Только стучит в висках кровь да подгибаются предательски ноги. Невозможно, не будут они вот так… Хотя почему не будут? Очень даже будут, у них слово с делом не расходится. А уж за побег и правда спросят по полной. Даже за чужой!

– Тридцать секунд, – мертвенным голосом сообщает командующая. За спиной Лешего о чём-то ожесточённо спорят.