Трудно быть «дьяволом»

– Во-вторых – информационная и политическая поддержка. Побольше положительных репортажей и статей о деятельности приютов и моей лично, включая освещения наших с вами встреч и тёплых, дружеских рукопожатий. Со своей стороны в долгу не останусь, новости о том, как вы выписываете путёвки в жизнь бывшим беспризорникам, будут нестись из каждого утюга. Ну и людей своих в Сенате и Дворце проинструктируйте, чтобы носы в мои дела не совали.

– Разумно. Только зачем нам встречаться? К чему эта работа на публику?

– Чтобы успокоить Канцлера, которому не нравится наше противостояние. Ещё чтобы избежать неприятных сюрпризов, в виде раскручиваемых прессой скандалов. Мне нужно, чтобы мы выступали единым фронтом. А не дрались, как стая дворняг.

– Повязать хочешь? Чтобы никто чистеньким да в стороне не остался?

– Хочу. А вы бы не хотели?

– Хотели бы. Продолжай.

– Последнее условие – с рабсилой не беспределить. Пронюхают журналисты – Канцлер всем сделает бо-бо. Поэтому забирать их с улиц буду без бумажной волокиты, а вам передавать официально и под расписку. Чтобы, если что – ко мне вопросов не было. И кстати, обязуюсь протащить закон о субсидиях на каждого такого работника. Дабы подсластить бюрократическую пилюлю.

Погрустнели воротилы, зашептались. Надеялись, гады, на неоформленных, безответных рабов. Нет уж, хренушки.

– Хорошо, мы согласны. Но твои условия влекут за собой дополнительные расходы, которые мы вычтем из запрошенной суммы инвестиций. Разумеется, при условии, что это не повлияет на квоты.

Да чёрт с ними, с инвестициями. У него достаточно средств, чтобы провернуть всё в одиночку, но это будет подозрительно. Деньги сходки нужны в первую очередь как прикрытие. И как гарантия от возможных проблем и конфликтов, обязательно возникающих среди капиталистов.

Южанин крякнул, забарабанив пальцами по колену. Прикинул что-то в уме, кивнул:

– Чёрт с вами, я оплачу разницу из своего кармана. Можете считать это компенсацией за понесённые ранее неудобства. Так что, забудем старые обиды и по рукам?

– По рукам. И в следующий раз постарайся не отбиваться от коллектива.

***

– Шухер, пацаны!

Подлетев с грязных картонок, "пацаны" испуганно вслушиваются в темноту. Дальнюю дверь кто-то ломает. И правда – шухер!

Кидаются к выходу из подвала. Не к тому, от которого доносятся приглушённые голоса и скрежет, а к другому. Выходящему на неприметную, узкую улочку.

Бежит шпана, сверкая босыми пятками. Страх потихоньку уходит, уступая место веселью. Ничего, не первая это облава и не последняя. А полицаи – да что с них взять? Вскроют не спеша дверь, увидят, что пусто, напишут в рапорте – да к жинкам под бочок и разъедутся. Оно им надо, с уличными возиться?

Вот и заветный выход. Осталось вышибить подпорку и рвануть врассыпную в тёплую такранскую ночь. Дальше – как повезёт, там уж каждый сам за себя.

Из распахнувшейся с лязгом двери вылетают чумазые пацаны и девчонки. Вот она, свобода. Что, съели?!

– Стоять! – раздаётся внезапно чей-то голос.

Бьёт в лицо, ослепляя, мощный свет фонарей. Назад, в спасительную темноту подвала! Развернувшись, беспризорники бросаются внутрь. Но там их ждёт новый подвох в лице неожиданно резво вскрывших дверь и идущих по пятам полицаев.

– Куда!

Нащупывают, подсвечивают фонарями тщедушные фигурки. Шпана скалится, матеря на чём свет легавых. Парочка особенно отчаянных выхватывает заточки.

– Подходите, падлы! На ремни порежем!

Но полицаи не подходят. Вместо этого один из них достаёт пистолет и, направив в небо, спускает курок. По ушам бьёт отразившийся от стен грохот выстрела. Храбрецы вздрагивают, затравленно переглянувшись. Что за чёрт?

– Заточки на землю, сучата, – направляет загонщик ещё дымящийся ствол на пацанов. – Быстро, я сказал! Повторять не буду, а буду, если что – стрелять на поражение.

Падает, звякнув, на мостовую импровизированное оружие.

– То-то же. Руки вперёд. Ну!

На запястьях защёлкиваются тугие браслеты. У всех, даже у малых. Вот это номер!

– Грузимся вон в тот фургон. Вперёд! – тычут пленников дубинками промеж лопаток. Сильно – тычут. Непривычно сильно.

– Начальник, куда везёшь-то?

– Ты чего, парень, слепой? Какой я тебе "начальник"? – прыскает один из конвоиров.

А ведь и правда – форма у них не полицейская. Так это же частники!

– Беспредел творишь! Я жаловаться буду, я до Канцлера дойду! – начинает блажить один из старших. И снова получает тычок пониже спины.

– Ай! Не имеешь права, паскуда! Это… это похищение!

– Ты, щенок, мне ещё про права расскажи! – свирепеет загонщик. – Мы не урки какие, мы – всё по закону. На место доставим, там объяснят. Пош-шёл!

Помрачневшие беспризорники грузятся в фургон, рассаживаясь по жёстким, боковым скамейкам. Переглядываются тревожно, переговариваются.

– Братва, чё за беспредел? Нас чё, на подряд отдали?

– Похоже на то. Сидим ровно, ждём. Вертухаев не злить, мочканут как пить дать, – прицыкивает старший.

– А если…

– Без "если"! Носом дыши и чтоб ни звука! А то я тебя сам прямо здесь, усёк?