Трудные дни сорок первого

Я находился на НП полковника Рякина, куда прибыл еще до рассвета. Мне хорошо запомнилось то тихое, ясное и слегка морозное утро. С высот, на которых занимала оборону дивизия, сквозь прозрачный воздух четко просматривались шоссе и окружающая местность. Движение вражеских колонн, чего уж там говорить, было чрезвычайно впечатляюще, грозно. Тут нервы должны быть очень крепкими. У наших воинов, привыкших встречать противника лицом к лицу, такими они и были. И когда фашисты подошли на расстояние, позволявшее эффективно вести огонь прямой наводкой, орудийные залпы потрясли окрестность.

Не скажу, что огонь нашей артиллерии отличался большой плотностью, но удар по голове колонны противника был исключительно сосредоточенным и метким. На шоссе одновременно вспыхнули полдюжины танков, в небо взметнулись клубы черного дыма. Ошеломленный враг попытался выйти из-под огневого удара, однако глубокие придорожные канавы лишили его возможности маневрировать.

Гитлеровцы откатились назад, но вскоре появились снова. На этот раз люки их танков были закрыты. И опять меткий артиллерийский огонь, и снова противник отступил, оставив на шоссе еще несколько горящих машин.

Таранного удара у фашистов не получилось. И тогда они вызвали на помощь авиацию. Над нашими позициями появилось около пятидесяти «юнкерсов». По всей линии обороны встали столбы огня, дыма, земли. Едва самолеты отбомбились, как открыли шквальный огонь вражеские пушки и минометы. Более сорока минут неумолчно грохотали разрывы. Затем гитлеровцы устремились в очередную атаку.

Четыре часа продолжался этот бой. И вдруг наступила тишина. Зловещая. Предательская. Прислушиваясь к ней, Рякин постоял молча возле стереотрубы с закрытыми воспаленными глазами, давая им отдых, потом негромко проговорил:

— Видно, немцы что-то замышляют… Или просто зализывают раны…

— Скорее всего, — предположил я, — и то и другое. Но вам, чтобы не оказаться в ловушке, надо приготовиться к первому варианту.

— Приготовимся, товарищ бригадный комиссар. Сейчас же отдам нужные распоряжения…

Отказавшись от лобовых ударов, противник вовсе не оставил попыток сломить сопротивление дивизии. Он вернулся к своей излюбленной тактике обхода и окружения. Предвидя это, полковник Рякин заранее усилил оборону непосредственно Ясной Поляны. И когда враг бросил сюда свои войска, они опять наткнулись на непреодолимый огневой заслон.

Истребители-противотанкисты поистине творили чудеса. Вот, окутанный дымом, закрутился на месте T-IV с разбитой гусеницей. Вот, спустя какую-то минуту, артиллеристы подожгли одну за другой еще две боевые машины противника. Остальные продолжали наступление. Вот три танка прорвались на передний край обороны 885-го стрелкового полка, и их тут же расстреляли из засады расчеты 45-миллиметровых пушек…

Чем больше потерь несли фашисты, тем становились лютее. Захлебнулась одна атака, началась следующая. Все труднее было нашим воинам, все меньше оставалось их в строю. Но те, кто мог держать оружие, не отступали. Раненые не выходили из боя, продолжали сражаться. Смыкая редеющие ряды, бились плечом к плечу бойцы, командиры, политработники. Погиб комиссар дивизии старший батальонный комиссар Ф. А. Лаврентьев, его заменил старший политрук Михайлов…

Начальник штаба 885-го стрелкового полка А. Л. Семенов связался по телефону с дивизией:

— Вражеские танки у моего командного пункта.

Начальник штаба дивизии майор П. Г. Рак приказал:

— Ни шагу назад! Вести бой!

А вскоре уже сам Рак докладывал начальнику оперативного отдела штаба армии полковнику Ф. К. Почеме:

— Наш штаб атакуют танки противника…

Это были его последние слова, связь прервалась.

Ожесточенным был тот бой за Ясную Поляну. Положив много живой силы и техники, враг в конце концов прорвал оборону 290-й стрелковой дивизии. Возникла угроза окружения, и соединение начало отход на Тулу. Узнав об этом, Ермаков и я вызвали полковника Рякина со старшим политруком Михайловым на свой КП.

Генерал Ермаков, человек вообще-то довольно уравновешенный, уважительный к подчиненным, на этот раз был гневен. Его лицо покрыли красные пятна. Он мерил комнату быстрыми шагами, заложив руки со стиснутыми кулаками за спину. Резко остановился перед командиром и комиссаром дивизии:

— Какой пункт вы отдали врагу!

Бывалый, опаленный огнем гражданской войны Рякин сдержанно сказал:

— Дивизия не отдавала врагу позиции, противник с бою захватил ее.

— Где была ваша позиция?

— В районе Ясной Поляны.

— Вы понимаете, Рякин, что такое Ясная Поляна?! И вы, Михайлов, вы тоже!

Они не оправдывались, не сказали о том, что на обескровленную в непрерывных боях дивизию враг обрушил превосходящие силы, что, защищая Ясную Поляну, воины показали подлинный героизм. Рякин опустил запорошенную сединой голову, а по молодому лицу Михайлова разлилась бледность. Я подождал: быть может, он все-таки попросит слова? Ведь вступил на пост комиссара, когда дивизия уже отходила, и это до некоторой степени объясняло дело. Но Михайлов молчал. Тогда я обратился к нему:

— Что скажете, комиссар?

— Командир дивизии сказал все, и мне нечего добавить.