Трудные дни сорок первого

— Верю, коммунисты 50-й слово свое сдержат! Они неизменно показывают добрый пример всему личному составу. Хотя, конечно, понимаю, трудно вам, тулякам. — Там, на противоположном конце провода, на некоторое время установилось молчание, затем хорошо знакомый мне голос Федора Федотовича послышался снова: — Надеюсь, Константин Леонтьевич, помните, что скоро праздник?

— Через четыре дня.

— Верно, через четыре. Так вот, к празднику в Москве намечается ряд мероприятий. Надо организовать дело так, чтобы бойцы услышали по радио доклад Сталина. Ну и все остальное… Вы меня поняли?

— Да-да, я понял, Федор Федотович.

— Хорошо. Чтоб праздник был как праздник!

— Готовимся. Об этом на совещании шел разговор.

— Чем вам еще помочь?

— Все тем же, Федор Федотович: в частях снова нехватка политработников. Уж очень велики их потери…

— Подошлем. На многое не рассчитывайте, но туляков не обойдем.

Действительно, Главное политуправление и на этот раз не обошло нас вниманием. В армию для укрепления политорганов прибыло несколько групп опытных коммунистов. Получили мы и литературу, и листовки для распространения в тылу противника и в его войсках, и все необходимое для выпуска многотиражных газет в соединениях, где их еще не было. И по-прежнему, что было особенно ценным, слышали теплые слова ободрения, поддержки со стороны работников Главного политического управления Красной Армии. Делали они для нас очень многое. Скажем, пребывание в армии бригадного комиссара В. С. Веселова далеко не ограничилось участием в совещании. Он выступил с докладами в соединениях и частях перед бойцами, командирами и политработниками, рассказал о положения на фронтах, о жизни страны и событиях на международной арене. И мы были очень благодарны ему за оказанную помощь.

…Только что закончилось составление праздничного приказа, и командарм попросил начальника штаба:

— Николай Емельянович, прочитай, пожалуйста, что получилось. Да не торопись, с выражением.

Аргунов откашлялся, четко произнес название праздничного приказа, затем выжидательно посмотрел на нас: так? Мы дружно одобрили:

— Так. И больше не прерывайся.

Начальник штаба продолжал:

— «Товарищи бойцы, командиры и политработники!

В грозные дни испытаний для нашей Родины советский народ и Красная Армия отмечают 24-ю годовщину Великой Октябрьской социалистической революции. Не считаясь пи с какими потерями, фашисты рвутся к сердцу нашей Отчизны — любимой Москве. На ее подступах уничтожены сотни вражеских танков, самолетов, орудий, десятки тысяч солдат и офицеров. Только за десять дней боев за Тулу противник потерял двадцать пять самолетов, до ста танков и дивизию пехоты. Напрягая последние усилия, враг хочет добиться решающих успехов до наступления холодной русской зимы…»

Аргунов сделал передышку, и в это время в штаб не то что вошел, а влетел Леселидзе. Был он в приподнятом настроении, вид имел торжественный. Выбрит до синевы, сапоги блестят, обмундирование наглажено. Начальник артиллерии всегда очень следил за собой, зная, что опрятный вид командира дисциплинирует подчиненных, а сейчас прямо-таки сиял.

— Прошу извинить, товарищ командующий. Я не помешал?

— Нет, Константин Николаевич. У тебя есть минут тридцать?

— Есть.

— Тогда садись и слушай.

После того как Аргунов прочитал приказ до конца, мы посоветовались, что в него следует добавить, что убрать, затем Ермаков спросил Леселидзе:

— Ну что, пора, Константин Николаевич? Вижу, пришел неспроста.

— Пора, товарищ командующий. Устроим хороший фейерверк!

Разъясню ситуацию: наши артиллеристы получили приказ тщательно наблюдать за сосредоточением вражеских войск и подготовиться к тому, чтобы хорошенько накрыть их в подходящий момент. Такой момент приближался, условия для эффективного огневого удара складывались весьма благоприятные, особенно если учесть, что в армию прибыли «катюши».

Все мы, и Ермаков, и Аргунов, и я, отправились к Леселидзе на наблюдательный пункт. Отсюда позиции противника просматривались отлично. И без оптических приборов было видно, какие крупные силы подтягивают фашисты.

— Разрешите, товарищ командующий?

— Да, Константин Николаевич, начинайте!

Леселидзе подал команду. «Заиграли» два дивизиона реактивной артиллерии. Одновременно ударили все орудия и минометы, находящиеся на этом участке. В расположении гитлеровцев поднялось багровое зарево, и тотчас, как живая, вздрогнула земля.

Огненные кометы «катюш», снаряды, мины рвались вперемешку. Их частые разрывы слились в сплошной гул. И столбы дыма и земли тоже соединились в сплошную клубящуюся стену. Артиллерийский же гром снова и снова потрясал окрестность. Не успевали погаснуть короткие молнии одного залпа, как сверкали вспышки другого.

— Спасибо, — поблагодарил Ермаков. — Фейерверк что надо! Побольше бы нам такой музыки.