Труды. Джордано Бруно

Марикондо. Потому что все, что приносит нам удобства в этом противоречивом состоянии, не существует без неудобств настолько же значительных, насколько удобства великолепны. Насколько сильнее у короля боязнь потерять королевство в сравнении с нищим, которому грозит опасность потерять десять динариев, и насколько нужнее забота государя о государстве, чем селянина о стаде свиней, настолько наслаждения и желания у первых значительнее, чем наслаждения и желания у вторых. Поэтому любовь и устремление к более высокому соединяет бульшую славу и величие с большей заботой, мыслью и болью; потому что в этом состоянии, где одна крайность всегда связана с другой, всегда находится и величайшая противоположность того же рода, и, следовательно, она относится к тому же субъекту, хотя противоположности и не могут быть вместе. И, соответственно, то же имеется и в высшей любви Амура, и в вульгарной животной чувственнсоти, как это свидетельствует поэт-эпикуреец:

…Ведь от страсти любовник

Часто в сомнениях колеблется, даже когда овладел он,

И не решает: должны наслаждаться глаза или руки?

Плотно сжимая предмет своей страсти, он боль причиняет;

А иногда он зубами своими впивается в губы

При поцелуях; а значит, здесь полного нет наслаждения,

Мучит любовников и пробуждает в них дикую ярость.

Но средь любви прерывает Венера тихонько страданье

И умеряет укусы, внося в них свое наслажденье.

Льстятся надеждой иные, что то, из чего возникает

Пылкая страсть, может столь же легко погаситть ее пламя.

Вот, значит, каковы приправы, при помощи которых ученье и искусство природы делают так, что человек мучается ради наслаждения тем, что его уничтожает, бывает доволен в мучениях и страдает среди всяких удовольствий. Это значит, что абсолютно ничто не делается из мирного начала, но все возникает из противоположных начал через победу и господство одной из противоположных сторон; и нет радости зарождения одной стороны без горести разложения другой, и там, где рождающие и разлагающие стороны соединены, как бы обретаясь в одном и том же сложном субъекте, там находится вместе и ощущение удовольствия и ощцущение печали. Отсюда следует, что скорее надо называть удовольствием, чем печалью, то, что получает преобладание и с большей силой может побуждать чувство.

Чезарино. Обсудим следующее изображение: Феникс горит при солнечном свете и своим дымом застилает блеск того огня, от которого он воспламенился. И здесь же надпись, где сказано: Не подобен и не равен.

Марикондо. Прочитаем сначала стихотворение.

[43]

Тот Феникс, чо от солнца пламенеет,

От мига к мигу гаснет, истощен,

И, возвращая солнцу блеск пламен,

В своей заемной яркости скудеет.

То, чем теперь он в высях неба реет,

Есть теплый дым, сырой туман, - и он

Уже не светит взорам, устремлен

Назад к светилу, кем горит и рдеет.

Таков мой дух; его с своих высот

Зажег огонь небес; он изъясняет

Все, чем мой разум творчески лучится;

Он с высоты своих прозрений шлет

Тот блеск стиха, что солнце затмевает;

Но мне дано в нем только распылиться!

Увы! Над ним столбом клубится

Лишь дым от пепелища. Так мрачу

Я то, чему величье дать хочу.

Чезарино. Оно говорит о том, что этот Феникс, появившись от блеска горящего солнца и привыкший к свету и пламени, затем посылает в небеса дым, затемняющий то, что сделало его сияющим; так и Энтузиаст, зажженный и освещенный тем, что сделал в похвалу столь знаменитого субъекта, зажегшего ему сердце и освещающего ему мысль, скорее затемняет того субъекта, чем возмещает его светом за свет, производя дым, результат пламени, в котором растворяется его субстанция.

Марикондо. Не ставя на весы и не сравнивая его старания, я снова возвращаюсь к тому, что я сказал тебе третьего дня, а именно: что похвала есть одно из самых больших жертвоприношений, которое может принести человеческое уважение объекту. Так вот, оставив в стороне вопрос о божественном, скажи мне: кто знал бы Ахилла, Одиссея и многих других троянских вождей, кто имел бы понятие о многих великих войнах, мудрецах и героях земли, если бы они не были изображены на надгробных плитах и не обожествлялись в священных песнопениях, зажегших огонь на алтаре сердца знаменитых поэтов и прочих декламаторов, а вместе с огнем и то, что обычно возносят к небу жертвующий, жертва и канонизируемое божество рукою и обетом законного и достойного жреца?