Марикондо. Надо лишь настолько пребывать в теле, чтобы лучшей своею частью отсутствовать в нем, делать себя как бы неразрывно и свято соединенным и сплетенным с божествнными делами в такой степени, чтобы не чувствовать ни любви, ни ненависти к смертным делам и считать свое главное бытие чем-то большим, нежели пребывание слугой и рабом тела, на которое следует смотреть как на темницу, где находится в заключении свобода, как на клей, от которого слиплись перья, как на цепь, держащую связанными руки, как на колодки, сделавшие неподвижными ноги, как на вуаль, затуманивающую взор. А между тем, вопреки всему этому ты не слуга, не пленник, не опутанный, не скованный, не бездействующий, не косный и не слепой, потому что тело может тиранствовать над ним лишь в той мере, в какой ты сам это допускаешь: ведь дух настолько же впереди тела, насколько мир телесный и материальный подчинен божеству и природе. Так-то ты делаешься сильным против судьбы, великодушным против оскорблений и неустрашимым против бедности, болезней и преследований.
Чезарино. Хорошо закален героический Энтузиаст!
Чезарино. Теперь рассмотрим, что следует дальше. Вот колесо времени, движущееся вокруг собственного центра и надпись: Движусь, оставаясь на месте. Что, по-вашему, подразумевается под этим?
Марикондо. Это значит, что движение происходит в круге, где движение совпадает с покоем, имея в виду, что вращение вокруг своей оси и своего центра включает покой и неподвижность прямолинейного движения, или же покой целого и движение частей, а в частях, движущихся по окружности, воспринимаются два различия в движении, поскольку одни части последовательно поднимаются к вершине, другие спускаются с вершины книзу, одни доходят до средних дистанций, другие же достигают крайностей высоты и спуска. Все это, представляется мне, удобно выразить именно так, как это сделано в следующем стихотворении:
[45]
Что в сердце раскрываю иль таю,
Льнет к красоте, но скромность отдаляет;
Я тверд, но вдруг чужое увлекает
И к ложной цели душу мчит мою.
Хочу ль бежать от муки к забытью, -
Чужая скорбь отвлечься мне мешает;
Взнесет люболвь ли, - робость низвергает,
Чуть к высшему приближусь бытию.
Высоки мысли, яростно желанье
Добра в уме, и в сердце, и в труде;
С бессмертьем, с бесконечностью слиянье
Да будет мной обретено везде,
Чтоб разум мой, и чувства, и сознанье
Избегли распрей на благой чреде.
Хоть мне твердят о мзде:
“Раз он глядит на солнце непреклонно,
Пусть мучится, соперник Эндимьона!”
Как постоянное движение одной части предполагает и влечет за собой движение целого и как от толчка предыдущих частей следует рывок частей последующих, так побуждение высших частей неизбежно отзывается на низших и от подъема одной силы следует снижение противолежащей ей другой. Отсюда и идет сердце (означающее все страсти вообще), скрытое и открытое, сдерживаемое старанием, поднимаемое великолепной мыслью, усиливаемое надеждой, ослабляемое страхом. И при таком состоянии и условиях всегда бует видно, что люди подвластны судьбе рожденных.
Чезарино. Все это хорошо. Переходим к следующему. Я вижу корабль, качающийся на волнах, прикрепленный веревками к берегу. Тут же надпись: Качается в порту. Следует подумать, что это может означать, а если это уже установлено, тогда объясните.
Марикондо. И изображение и надпись имеют некоторое родство с предыдущими надписью и изображением, как это можно легко понять, если немного подумать. Однако прочитаем стихи:
[46]
Когда герои, боги и народы
Крепят меня надеждой моей,
И страх, и боль, и грозные невзгоды,
И смерть, и плоть, и натиски страстей -
Ничто, коль ввысь мной выстраданы ходы
И ясны мне тропы моих путей, - Сотрет сомнений и печалей годы
Услада радостных и светлых дней.
Но мыслями, желаньями своими
Когда б на деле увлекался я -
Хоть пылкими, но зыбкми, пустыми, -
Приятных бредней, слов и слав струя
Без дум, без дел была б с полуживыми.
Родясь, прожив, почив - в стенах жилья.
Надежда где моя?
Блеснула бы, зажгла и охватила, -
Тогда б со мною - счастье, слава, сила!
Из рассмотренного и сказанного нами в предыдущих речах можно понять чувство, которое наиболее ясно показывает, что значение низких дел уменьшается и отпадает там, где более высокие силы отважно направлены на более яркие и героические объекты. И сила созерцания такова (по замечанию Ямвлиха), что иной раз случается, что не только душа освобождается от более низких действований, но даже в самом деле покидает тело. Это я понимаю только в тех формах, которые объяснены в книге “О тридцати печатях”. Там установлен ряд способов сдержанности; из них одни недостойно, а другие героически действуют так, что уже не воспринимаешь боязни смерти, не переживаешь боли тела, не испытываешь нужды в чувственных удовольствиях; и от этого надежда, радость и чары высшего духа обретают такую устремленность, что погашают все страдания, которые могли бы произойти от какого-либо сомнения, горя и печали.