Труды и дни мистера Норриса. Прощай, Берлин

Артур ни секунды не колебался:

– Даже и не подумает. Это его, кровопийцу, только раззадорит… О боже мой, боже мой!

– А если вам взять и уехать из Германии, насовсем? Он сможет вас отыскать?

Артур, который уже воздел было в беспредельном отчаянии руки горе, вдруг замер:

– Пожалуй, что и нет… да нет же, наверняка не сможет, – и тут же испуганно посмотрел на меня. – Вы что, действительно считаете, что мне стоит уехать?

– И разом решить все проблемы. А что, есть какие-то альтернативы?

– Я таковых не вижу. Совершенно.

– Вот и я – то же самое.

Артур безнадежно повел плечами:

– Да-да, мой милый мальчик. Вам легко говорить. Но деньги – откуда взять денег?

– А мне казалось, что вы идете в гору. – Я изобразил на лице легкое удивление. Артур как-то ненавязчиво отвел взгляд, стараясь не встречаться со мной глазами:

– Только при определенных условиях.

– Вы имеете в виду, что можете заработать денег только здесь, в Германии?

– Н-ну, по большей части…

Этот допрос был ему явно не по вкусу, он уже начал проявлять признаки нетерпения. А я уже не мог противиться искушению и забросил удочку наугад:

– Но вам же платят ваши парижские друзья?

Я попал в самое яблочко. В мошеннических глазках Артура загорелся тревожный огонек – но не более того. Может быть, он давно был готов к подобному вопросу:

– Дорогой мой Уильям, я понятия не имею, о чем идет речь.

Я усмехнулся:

– Ладно, Артур, бог с вами. Это не мое дело. Я всего лишь пытаюсь вам помочь – как могу.

– Это, конечно, очень благородно с вашей стороны, мой дорогой мальчик, – вздохнул Артур. – Так это все сложно; так некстати…

– Во всяком случае, в одном мы можем быть совершенно уверены… Лучшее, что вы сейчас можете сделать, – это выслать Шмидту некоторую сумму, чтобы выиграть время. Сколько он хочет?

– Сотню, – выдавил из себя Артур, – прямо сейчас. И потом по пятьдесят в неделю.

– А он нахал. Как вам кажется, вы сможете найти полтораста марок?

– В случае крайней необходимости – наверное, да. Но так это, знаете ли, против шерсти.

– Я понимаю. Но в конечном счете это позволит вам сэкономить в десять раз бо́льшую сумму. Что я предлагаю: вы высылаете ему полторы сотни и письмо, в котором обещаете заплатить оставшуюся часть суммы к первому января…

– Но послушайте, Уильям…

– Погодите минуту. Тем временем вы сможете устроить свой отъезд из Германии – не позже конца декабря. Это даст вам три недели форы. Если вы сейчас согласитесь платить по первому его требованию, он не станет вас беспокоить до начала нового года. Он будет уверен в том, что вы у него на крючке.

– Да. Я думаю, вы правы. Мне придется приучить себя к этой мысли. Все это так неожиданно.

Артуром овладела внезапная вспышка возмущения:

– Экая ведь гнусная гадина! Если когда-нибудь мне представится возможность разделаться с ним раз и навсегда…

– Не стоит беспокоиться. Рано или поздно он сам себе сломает шею. Сейчас же самая главная проблема – где найти денег на ваш отъезд? Занять вам, вероятнее всего, не у кого?

Но Артур уже напал на другую какую-то мысль:

– Как-нибудь, но я из этой передряги непременно выпутаюсь. – Тон у него стал значительно энергичнее. – Дайте мне только время подумать.

Пока Артур думал, прошла неделя. Погода ничуть не улучшилась. И настроение от этих тусклых, гаснувших, едва успев начаться, дней у всех у нас складывалось препаршивое. Фройляйн Шрёдер жаловалась на боли в спине. У Артура пошаливала печень. Ученики у меня, как на подбор, пошли безалаберные и глупые. Я чувствовал себя не в своей тарелке и срывался по пустякам. Меня уже тошнило от нашей убогой квартиры, от голого, облупленного фасада напротив, от промозглых улиц, от затхлого, шумного ресторанчика, в который мы ходили, чтобы съесть дешевый комплексный ужин: пережаренное мясо, неизменную кислую капусту, суп.

– Бог ты мой, – воскликнул я как-то вечером, обращаясь к Артуру, – чего бы я только не дал, чтобы на пару дней вырваться из этой берлинской дыры!

Артур, который задумчиво и отрешенно ковырял в зубах, внимательно на меня посмотрел. И к немалому моему удивлению, явно вознамерился помочь мне развеяться:

– Должен вам заметить, Уильям, я и сам обратил внимание, что как-то вы в последнее время утратили свойственную вам жизнерадостность. И вид у вас, знаете ли, какой-то бледный.

– Неужели?

– Боюсь, что вы стали слишком много работать. Просиживаете целыми днями в квартире. Такому молодому человеку, как вы, нужны физические нагрузки, нужен свежий воздух.

Я улыбнулся: его заботливость позабавила меня и даже немного заинтриговала:

– Знаете, Артур, вы сейчас говорите, ни дать ни взять, как мой домашний доктор.

– Дорогой мой мальчик, – он сделал вид, что немного обижен, – зачем же поднимать на смех мою, самую искреннюю, смею заметить, заботу о вашем здоровье? В конце концов, по возрасту я вполне гожусь вам в отцы. На мой взгляд, это достаточное основание для того, чтобы время от времени я чувствовал себя in loco parentis.[45]

– Прошу прощения, папочка.