Труды по истории Москвы

Кроме того, существовали еще и земские дьячки. Сохранились их небольшие архивы, главным образом, в мелких мирах. Земские дьячки ведали волостью, сбором определенных денежных повинностей.

Когда мы были со студентами в Каргополе, то нашли несколько таких материалов XVII в., где было указано, сколько с кого собрано средств. Там были интересные сведения о том, что те же земские дьячки занимались сбором денег на взятки воеводам, которые были тем самым как бы узаконены. Есть такая книга, изданная давно и очень интересная, которая включает материал о том, сколько кому раздавалось взяток. Например, какому—нибудь дьячку привозили две бочки груздей, – грузди не нужны, нужны рыжики, тогда подаются рыжики.

Земский дьячок был иногда человеком влиятельным и достаточно грамотным. Одну записку земского дьячка XVII в. я издал в журнале «Исторический архив».[981]

М. М. Богословский в работе «Земское самоуправление на русском севере в XVII в.» приводит дело, согласно которому подаются жалобы на одного земского дьячка, который оказывается дьячком очень властолюбивым и недобросовестным. Там указывается, что «тот Андрюшка бывает в земских дьячках и по нем де все скажут», т. е. как он хотел бы сказать, так и скажут.[982]

Наконец, существовала еще одна разновидность приказного племени, которая известна под названием площадных подьячих.

Во всех городах на площадях сидели эти площадные подьячие. В Москве – в Кремле у Ивановской колокольни. Отсюда, от этих подьячих, идет, как некоторые полагают, выражение: «кричать во всю Ивановскую».

Я сейчас издаю запись такого площадного подьячего, который о всей своей жизни рассказывает, что он, мол, 30 лет был подьячим в разных городах.[983] Эти подьячие, архивов которых до нас никаких не осталось, писали различного рода бумаги на площади. Кто из вас помнит начало оперы М. П. Мусоргского «Хованщина», тот может представить себе этого площадного подьячего.

Некоторые площадные подьячие были видными людьми. Например, во время Псковского восстания 1650 г. староста площадных подьячих Томила Слепой написал известную Псковскую челобитную. Памятник очень яркий. Томила Слепой был человеком не без литературных способностей. Находясь в тюрьме, он пишет грамотку, где насмешливо описывает псковичам свою жизнь в тюрьме. Он говорит: я, мол, сижу в тюрьме и жду себе «терема вечного», и такую же подушку под голову, как у меня, в виде камня, и вы ждете.

Эти площадные подьячие и еще целый ряд приказных людей были авторами громадного количества отдельных частных актов, о которых я буду говорить особо, когда мы рассмотрим общую характеристику этих приказных документов.

Если вы теперь все сказанное сведете воедино, то перед вами встанет картина несколько иная, чем обычно представляют. Вы будете с некоторым уважением к этим приказам относиться.

Государство дворянское – оно в значительной мере опиралось на эту приказную компанию, которую, надо сказать, жгуче ненавидело население. От них шла возможность изменений в приказных документах, они производили различного рода волокиту, которая в XVII в. даже в царских документах носила название «московская волокита». Царь часто предписывал вершить дела определенные без «московской волокиты». «Московская волокита» представляла собой весьма большое явление.

Весь этот процесс для XVII в. был прекрасно показан в «Повести о Ерше Ершовиче». И вот этих подьячих часто разоряли во время восстаний, иногда они и гибли. С XVII в. они носили очень поэтическое название «крапивное семя».

Конечно, не надо преувеличивать значение приказов в государстве. Но если принять во внимание, что 90 % документов, и государственных, и частных, и других, дошли через руки приказных людей, то нам с вами, как историкам, следует проникнуться некоторым уважением к этому «крапивному семени».

ЛЕКЦИЯ ВТОРАЯ

Сегодня я буду рассматривать с вами вопрос о самом приказном делопроизводстве, о внешней форме тех документов, которые выходили из наших приказов, поступали в приказы и в конечном итоге были распространены и в частной практике.

В приказном делопроизводстве XVI–XVII вв. употреблялись две внешние формы документов: во—первых, столбцы и, во—вторых, книги. О книгах я буду говорить позже. Отмечу только, что книги, применявшиеся очень часто для описания местностей, записей налогов и т. д., по своему характеру мало отличались от рукописных книг того времени. Иной характер имели так называемые столбцы.

Что собой представляли столбцы» Столбец представлял собой не что иное, как длинный листок бумаги или некоторое количество листов бумаги, скрепленных вместе и свернутых.

Возникает вопрос: когда началось употребление столбцов» Если вы поищете ответа на этот вопрос в специальной литературе, то ответа не найдете. В особой статье архивиста профессора И. Ф. Колесникова мы встречаем название одной части его статьи: «Происхождение столбцов…».[984] Но, кроме этого названия, в ней ничего о происхождении столбцов не говорится.