К Николо—Угрешскому монастырю добирались или прямой дорогой через … «дворики» (так назывались два или три постоялых двора, размещавшиеся на большой дороге из Москвы к Николо—Угрешу между Люблином и Кузьминками), а иногда ходили пешком по другой дороге, через деревню Капотню, где стояла деревянная церковь XVII века. Капотня, древнее село, красиво выделялась на высоком холме. На низменных лугах под Капотней уже в годы моей юности были устроены поля орошения, и это, конечно, очень портило местность.
Позже Люблино опустошил страшный ураган 1903 года. Он уничтожил люблинский лес, вырвав с корнем огромные деревья. Я как сейчас помню это печальное зрелище. Впрочем, как мальчишка я весело бегал по поваленным деревьям, забавляясь тем, что по ним можно было бегать, как по каким—то мосткам.
Ураган не пощадил и голофтеевскую усадьбу, а в Перерве… вырваны были только немногие деревья. Поэтому монахи уверяли, что за монастырь заступились святые. Позже, когда Печатники уже совсем превратились в грязную деревню, окруженную только огородами, мы жили в Перерве. Конечно, тот, кто побывал в современной Перерве, никак не поверит, что в ней можно было жить на даче на свежем воздухе, но ведь и Юрий Долгорукий не поверил бы, что на месте старого бора стоит теперь современный Кремль.
Перерва более раннего времени описана, между прочим, в одном рассказе Чехова, где говорится о холостом человеке, снявшем дачу в Перерве. Чеховская Перерва описывается как место фешенебельное. Молодой человек жил на всем готовом у одной дамы и гулял вместе с нею по перервинской роще. Однако при окончательном расчете дама предъявила ему некоторые претензии, заявив, что совместные прогулки по роще тоже кое—что стоят. Обо всем этом Чехов написал с присущим ему юмором. Но я жил в те годы, когда дамы такого сорта не могли уже найти молодых людей, которые искали бы приключений в Перерве.
В Перерве в мое время росла еще роща из строевых сосновых деревьев. Соседние поля отделялись от рощи большим глубоким рвом, заросшим кустарником. Почему—то этот ров назывался «Клюевой канавой». Посредине рощи располагалась широкая поляна, где обычно пасли скот, а дальше простиралась сосновая роща с непроходимыми зарослями бузины. Вершины больших деревьев населяло громадное количество грачей, избравших это место своим обиталищем ввиду близости огородных полей, и бузина была испещрена белыми пятнами, исходившими от грачей. Гулять в этих зарослях даже для мальчишек не было вполне безопасным. К тому же непрерывный грачиный грай наполнял окрестность.
В Перерве существовало несколько дач, расположенных на высоких холмах, выходивших к Москве—реке. В мое время дачи эти были уже анахронизмом: их снимали небогатые люди нашего достатка. Одна дача, правда, представляла собой красивый дом с большой усадьбой, окруженной крепким красным забором. Что находилось за этим забором, неизвестно, но кто находился – было известно всем мальчишкам. Там жил некий Мишенька Алексеев, прославленный своей трусостью и глупостью.
Из достопримечательностей Перервы наиболее памятными являлись дошники. Здешние крестьяне в большом количестве заготовляли кислую капусту. Заготовляли ее обычно в больших чанах – дошниках, сбитых из деревянных досок. Подобный дошник вставлялся в земляную яму, и в него сваливали рубленую капусту для квашения. В апреле или мае, когда надо было освобождать дошники от их содержания, дошники открывались, из них выбиралась капуста, а сами дошники очищались и оставлялись на чистом воздухе до осени открытыми, чтобы просохнуть. Тогда в Перерве распространялось поистине райское благоухание.
Иногда владельцы изб при их сдаче приезжим отличались большой словоохотливостью, рассчитывая на людей, не знающих местные условия. Поэтому иногда происходили довольно своеобразные разговоры. Вот один из таких разговоров, который произошел между моей матерью и владелицей «дачи». Объяснив все прелести дачной жизни и дачные удобства в Перерве, владелица добавила: «У нас так—то хорошо, так—то хорошо. Приедете весной, откроете окошечко, прилетит соловушка, сядет на окошечко и так—то славно запоет». На эту поэтическую фразу мама ответила одними только словами: «Знаю, знаю, мы уже здесь жили». В ответ последовал невнятный звук «э—э–э». Да, действительно, кроме благоухания дошников и грая грачей никаких иных «соловушек» и ароматов в Перерве найти было нельзя.
Однако и в Перерве были свои плюсы. Помимо дешевизны дач, легко можно было найти молоко, картофель и другие овощи. Поблизости находилась Москва—река, и стоило спуститься вниз к реке, чтобы искупаться, если только купанье не портили нечистоты, которые иногда выпускались в реку Московской городской думой того времени. В Перерве на реке находилась плотина, по тогдашнему времени казавшаяся чрезвычайно высокой. Хорошими прогулками были прогулки в Люблино, до которого можно было дойти за полчаса, а также в Коломенское, куда мы ходили очень часто.