Труды по истории Москвы

Размеры и удобства помещений зависели от богатства и значения владельцев домов. О московских жилищах конца XV века некоторое представление дают записки упомянутого ранее Контарини. Когда путешественник добрался до Москвы, «славя и благодаря Всевышнего», избавившего его от стольких бед и напастей, он получил квартиру в виде маленькой комнатки с небольшим помещением для его людей и лошадей. «Комната эта была и тесна, и довольно плоха, но нам показалась она огромным дворцом в сравнении с тем, что мы прежде испытали». Позже Контарини перевели в другой дом, где жил Аристотель Фиоравенти, строитель Успенского собора. «Этот дом был довольно хорош и находился неподалеку от дворца». Через несколько дней Контарини получил приказ выехать из дома Фиоравенти и с трудом отыскал себе небольшую квартиру за пределами Кремля. «Квартиру эту составляли две комнаты, из коих в одной поместился я, а другую предоставил моим служителям».[220]

Контарини жил в Москве в зимнее время (октябрь—январь) и тем не менее не жалуется на плохое отопление. Следовательно, надо предполагать, что он жил в помещениях с печами, устроенными достаточно удобно, а не в курных избах. Московские дома казались ему маленькими и неудобными по сравнению с обширными палаццо Венеции.

К жилым домам примыкал двор с подсобными помещениями – погребами, конюшней, баней и пр. Название «хоромы» употреблялось обычно в применении к жилью, а весь комплекс жилых построек, огорода и сада при нем обозначался словом «двор».

О размере дворов московских жителей имеем несколько указаний только XVI века, но и это уже позволяет сделать некоторые выводы. Двор Троице—Сергиева монастыря находился в Богоявленском переулке, на левой стороне, если идти с Ильинской улицы на Никольскую. Он имел 20 ¹ / ₂

сажен в длину и 14 сажен в ширину, то есть был почти равен 300 кв. саженям. Двор этот был отдан позже посадскому человеку, что доказывает обычность подобных дворовых размеров в Москве. Взамен троицкие власти получили двор суконщика Лобана Иванова сына Слизнева. Этот двор имел в длину 40 ¹ / ₂ сажен, а в ширину 9 сажен без локтя, да в другом месте в огороде было восемь сажен, по—видимому, тоже в ширину. Даже без огорода новый Троицкий двор имел почти 400 кв. сажен, а ведь ранее он принадлежал тяглому человеку, суконщику.

[221]

Археологические работы на территории Подола «великого посада» поблизости от церкви Николы Мокрого показали, что московские дома в XIV–XV веках «представляли собой неглубокие врытые в землю срубы из добротных еловых или дубовых бревен». В среднем это были небольшие дома в 20–25 кв. метров площадью. Нижний этаж представлял собой погреб, жилое помещение располагалось над землей. «Усадьба ремесленника XIV–XV вв. устроена так, что дом-пятистенка выходит на улицу, а хозяйственные постройки стоят во дворе».[222] В XV веке Москва выросла очень заметно, но вплоть до капитального строительства, предпринятого при Иване III и его сыне Василии III, застройка города явно не соответствовала его значению как столицы русского государства.

ПОДМОСКОВНЫЕ СЕЛА

Нам не известно ни одно подмосковное село, о котором можно было бы достоверно сказать, что оно существовало уже в XIII веке. Единственным исключением является село Даниловское, да и оно упомянуто только в позднем житии Даниила Московского. Тем не менее, трудно сомневаться в том, что села, названные в духовных великих князей первой половины XIV века, уже существовали и в предшествующем столетии; это были те «красные села», о которых москвичи рассказывали в преданиях о боярине Кучке, полулегендарном первом владельце Москвы.

Большинство древних подмосковных сел располагалось по долинам Москвы—реки и Яузы. И это вполне понятно. Тут лежали громадные заливные луга, которые столь высоко ценились в хозяйстве великих князей, что их отмечали в завещаниях и договорах. Еще ничем не загрязненные реки изобиловали рыбой. Само сообщение по рекам, летом в лодках, зимою по замерзшей поверхности на санях, представляло определенные удобства. Представим себе бездорожные лесные и болотистые пространства средневековой России, по которым пробирались верхом на лошадях, или летом на «колах» – телегах, зимою на санях, и значение рек как лучших дорог станет ясным.

Ближайшие подмосковные села XIV–XV столетий давно уже вошли в черту города, но воспоминание о некоторых из них сохранилось до сих пор в названиях улиц. Духовные и договорные грамоты великих и удельных князей указывают на реке Яузе село Михайловское и село Луцинское. О том, где находились эти села, можно сказать только предположительно.

Последнее упоминание о Михайловском находим в духовном завещании серпуховского князя Владимира Андреевича: «Михайловское село с мельницею». Позже вдова этого князя владела мельницей на устье Яузы. Возможно, здесь и находилось село Михайловское, уже в XV веке сделавшееся городской слободой.