Читаем Трупный цветок полностью

Трупный цветок

– Да, но восемь лет в тюрьме Френ должны быть похожи на сто. Это место не имеет ничего общего с Вридслёселилле или Нюборгом, никаких тебе DVD-плееров в камере и отпусков на день рождения бабушки Кетти. Там всё жёстко. Я бы скорее застрелился, чем провёл там восемь лет.

– Ну, он получил по заслугам, педофил хренов.

Шефер пожал плечами.

– Трудно не согласиться.

Августин поставила на стол свой кофе и подошла к маркерной доске, которая стояла в углу комнаты. Синим маркером она принялась чертить на доске временную шкалу.

– Значит, Анна Киль убивает Кристофера Моссинга в апреле 2013 года. После этого она испаряется.

Маркер скрипел, когда она быстро водила им по глянцевой поверхности доски, и Шефер не мог разобрать ни единого слова из написанного.

– Несколько лет не было никаких её следов, – продолжала Августин, – пока некая свидетельница не сообщила, что она во Франции, верно?

– Верно.

– Затем она начинает писать письма нашей молодой журналистке…

– Элоиза почти на восемь лет тебя старше.

– Но она же всё ещё конфетка, а любовь не имеет возраста.

Шефер пожал плечами.

– Итак, как я уже сказала, Анна Киль пишет письма нашей молодой журналистке, и, судя по почтовым штемпелям, она перемещается по Франции: из Канн в Лион, а откуда было отправлено последнее письмо?

Шефер кивнул. Он знал, к чему она клонит.

– Из Гар-дю-Нор в Париже.

– И это недалеко от того места, где находится отец Элоизы.

– Правильно.

– И все свои письма Анна заканчивает отсылкой к влюблённым, жившим в Средние века.

– О которых Ник Кальдан написал целую книгу.

– Именно!

– Её второе письмо… – Шефер встал и указал на доску, куда было прикреплено письмо. – Она пишет: «Я так много о тебе знаю. Ты знаешь обо мне чуть меньше. Но мы связаны через него, теперь я это понимаю».

– Да? И что? – спросила Августин.

– Мы всё время думали, что речь идёт о Моссинге. А на самом деле – об отце Элоизы.

Августин кивнула.

– Наверное. И оказалось, что Анна Киль знает какие-то мелкие детали её биографии, что-то из её детства, типа счастливого числа и любимого цветка.

– И её второе имя, которое она никогда не использует.

– Да.

– Так что, возможно, эту информацию дал ей он, – сказал Шефер. – Отец Элоизы.

– Может быть.

– Но чем же они связаны, по слову Анны Киль?

Августин пожала плечами.

– Ты не думаешь, что, может быть, он?.. – Шефер посмотрел на неё, поднял бровь и многозначительно кивнул.

– Нет, да брось, – сказала она, скорчив такую гримасу, как будто съела лишнего. – Ты же не думаешь, что этот Ник Кальдан надругался над ней? В смысле, надругался над Анной?

– Над Анной, над Элоизой – кто знает? Возможно, именно поэтому Элоиза солгала, когда я вчера вечером выложил ей по телефону новости об этой средневековой цитате.

Августин посмотрела на доску и закинула руки за голову, раздумывая.

– Но если это правда, то почему бы не написать просто: «Привет. Ты помнишь своего отца, свинью эдакую? Однажды он развлёкся со мной, когда я была маленькой. К тебе он тоже приложил руку? Может, встретимся и поговорим об этом?» Она так не пишет. Вместо этого она танцует, как кошка на раскалённой крыше, и переписывает загадочные фразы из старинных любовных писем.

Шефер прикусил губу, и в комнате надолго наступила тишина, пока они оба размышляли.

– Почему она пишет Элоизе о Кристофере Моссинге? Какое отношение он имеет к Нику Кальдану? – спросил Шефер. – Как увязать одно с другим? Если предположить, что Элоизу с Анной Киль связывает её отец, то как вписывается в эту историю Кристофер Моссинг?

– Может быть, это убийство – совпадение, как мы всегда и думали, – предположила Августин.

Шефер покачал головой.

– Если есть хоть что-то, в чём я сейчас уверен, так это то, что в этом деле нет ничего случайного.

– Во всяком случае, Элоиза знает больше, чем сказала нам, – сказала Августин.

Шефер встал и схватил ключи от машины, которые лежали перед ним на столе.

– Ну, тогда давай съездим за ней.