Труженики моря

Жилльят со свойственной ему ловкостью, ловкостью сильнее силы, выполняя маневр серны в горах или обезьяны в лесу, пользуясь всеми выступами для своих отчаянных скачков, прыгая в воду, выходя из воды, плавая в водовороте, взбираясь на скалы, с веревкой в зубах, с молотком в руках, отвязал кабельтов, на котором держалась передняя стена Дюранды, сделал род петель из веревок, привязал этот передок к толстым гвоздям, вбитым в гранит, и меньше чем через час прочная изгородь встала навстречу приливу и проулочек утеса заперся, как дверью.

Тяжелая масса балок и досок стала стеной так быстро и неожиданно, благодаря проворству и сметливости Жилльята, что поднимающееся море не успело оглянуться.

Загородив проход, Жилльят стал думать о «Пузане». Он спустил канат с обоих якорей настолько, что тот мог свободно подняться с приливом. Все это было предусмотрено; специалист заметил бы это по двум блокам, прибитым сзади «Пузана», и сквозь которые проходили две веревки, привязанные концами к якорным кольцам.

Между тем прилив рос и вырос уж наполовину. В это время именно удары волн, даже в тихую погоду, могут быть опасны. Предусмотрительность Жилльята увенчалась успехом. Прилив был побежден, но вот наступил самый решительный момент: надо было спустить машину в барку.

Жилльят призадумался на несколько минут, стиснув лоб левой рукой.

Потом он взобрался на остов «Дюранды», одна часть которого, машина, должна была отделиться, а другая — кузов — остаться на своем месте.

Он отрезал четыре стропа, придерживавшие с двух сторон четыре цепи трубы. Стропы были веревочные и поддались ножу.

Четыре цепи повисли вдоль трубы.

Он перешел с остова на сооруженные им леса, постучал ногой в доски, осмотрел блоки, пощупал канаты, убедился, что все в порядке, спрыгнул с подмостков на палубу, стал у ворота в той части «Дюранды», которая должна была остаться в Дуврах. Это был его рабочий пост.

Серьезный, взволнованный ровно настолько, сколько было необходимо для успеха дела, он бросил последний взгляд на тали, потом схватил пилу и принялся пилить цепь, на которой все висело.

Визг пилы присоединился к грохоту моря.

Цепь ворота была под рукой у Жилльята.

Вдруг раздался треск. Кольцо, наполовину разрезанное пилой, — порвалось; весь снаряд покачнулся и затрещал. Жилльят едва отскочил в сторону.

Порванная цепь ударилась о скалу, восемь канатов натянулись, вся подпиленная и подрезанная масса вырвалась из кузова, живот «Дюранды» раскрылся, из-под киля показалась железная машина и тяжело налегла на канаты.

Если б Жилльят не ухватился вовремя за ворот, это было бы падением. Но твердая рука его была там, и падение превратилось в спуск.

Ворот, схваченный Жилльятом, действовал удивительно хорошо. Назначение его было сдержать несколько сил, соединенных в одно, и придавать им одно, общее движение.

Тут п<р>оявилось все превосходство изобретения Жилльята.

Пока машина «Дюранды», отделенная от кузова, спускалась к «Пузану», «Пузан» стал подниматься к машине. Остов парохода и спасительная лодка, помогая друг другу взаимно, шли навстречу друг другу, избавляясь таким образом от половины пути.

Прилив, поднимаясь втихомолку между двумя Дуврами, поднимал и барку и подвигал ее к «Дюранде». Прилив был порабощен. Океан сделался частью механизма.

Поднимающаяся волна поднимала и бот полегоньку, осторожно, как будто бы он был фарфоровый.

Волна не колыхалась, тали передвигались ровно и спокойно. То было странное сопоставление всех сил порабощенной природы.

Сближение совершилось в молчании и с каким-то подобострастием перед человеком. Стихия получала приказания и исполняла их.

Почти в тот же момент, когда прилив перестал подниматься, канаты перестали спускаться. Блоки остановились быстро, но без сотрясения. Машина, как остановленная рукой, села на «Пузана» неподвижно и прочно. Дно ее легло всеми четырьмя углами на киль.

Дело было сделано.

Жилльят посмотрел в недоумении.

Беднягу не избаловало счастье. Тут его ошеломило наплывом громадной радости. Он чувствовал, что все его члены погнулись; и перед моментом торжества его, до сих пор не знавшего смущения, — проняла дрожь.

Он посмотрел на «Пузана», сидящего под машиной, и машину, сидящую в «Пузане». Ему не верилось. Точно он не ожидал этого. Чудо вышло у него из рук, а он смотрел на него в изумлении.

Первое впечатление, однако, продолжалось недолго.

Жилльят вздрогнул, как пробуждающийся человек, схватил пилу, перерезал восемь канатов, потом прыгнул в свою барку, сделал наскоро четыре стропа, пропустил их в кольца, приготовленные заблаговременно, и укрепил, с двух сторон, по краям «Пузана», четыре цепи трубы, еще за час пред тем привязанные к борту «Дюранды».

Утвердив трубу, Жилльят освободил верх машины. На ней лепился еще квадратный кусок палубы. Жилльят снял с «Пузана» этот лишний груз из досок и бревен и бросил их на скалы.

Все было кончено. Оставалось только уйти.

XXVI

Но нет, не все еще было кончено.