Царь Алексей Тишайший

Как и было предусмотрено чудновскими соглашениями, Шереметев написал в Киев оставленному там воеводе князю Юрию Никитичу Барятинскому, убеждая его, что теперь Киев и другие города не удержать и их лучше оставить. Тот якобы ответил присланным людям, требовавшим капитуляции Киева: «Много на Москве Шереметевых». Источник этой яркой фразы, процитированной в «Истории» Сергея Михайловича Соловьева, к сожалению, не известен. В московской системе управления никакие боярские подписи под распоряжением о сдаче городов значения не имели, если не было прямого царского указа. Барятинский передал слова Шереметева в Москву, но из Москвы, естественно, ответили отказом.

«Сильно испугала Москву весть о конотопском поражении, — писал С. М. Соловьев, — еще бблыпий ужас навела весть о чудновском». В столичных приказах шли лихорадочные приготовления к возможной войне: надо было Удержать любой ценой Киев и предотвратить польско-литовское вторжение на «украинные» уезды. Но оказалось, что бесконечно черпать людские ресурсы, находить деньги на войну и жалованье, обеспечивать войско вооружением, запасами и пропитанием больше не удается. Страна воевала в условиях голода и тратила последние силы. На службу высылались все, кого только можно было найти, включая отставных и увечных дворян и детей боярских, годных только к гражданской службе для управления городами. В уездах искали всех дворянских недорослей, включая не достигших положенного для службы пятнадцатилетнего возраста. Даже «поповых» и «дьячьих» детей хотели прибрать в солдатскую и стрелецкую службу, но вовремя одумались, разрешив набор только тех, кто готов был добровольно идти воевать^{451}

.

Зимой 1660/61 года царю Алексею Михайловичу все-таки не пришлось отправлять войско в поход на Украину для спасения московской власти в «стране казаков». Войско Запорожское погрузилось в глубокую внутреннюю рознь. С этого времени оно разделилось на левобережных казаков, сохранявших присягу царю Алексею Михайловичу, и правобережных — вернувшихся в подданство королю Яну Казимиру.

«Господь Бог путь показывает мирной»

Дальнейшее напряжение сил в войне с «Литвой» начинало грозить серьезными внутренними неурядицами в самом Московском государстве. Время подготовки похода на «Аршаву» прошло, теперь речь шла хотя бы об удержании в подданстве левобережья Днепра. Русские гарнизоны по-прежнему находились в главных литовских городах — Полоцке и Вильно, но присутствие «оккупационной» для местного населения администрации с каждым успехом армии Речи Посполитой все больше становилось неуместным. После заключения мирных соглашений Речи Посполитой со Швецией, а Швеции с Данией рушилась и балтийская политика царя Алексея Михайловича. О возобновлении походов на Ригу можно было забыть, и содержание захваченных форпостов в Ливонии теряло смысл. С конца 1660 года нарастает осознание необходимости мирного выхода из обеих войн — с Речью Посполитой и Швецией. Одним из первых почувствовал наступившие перемены царский советник в дипломатических делах Афанасий Лаврентьевич Ордин-Нащокин. Он пересылал царю конфиденциальные письма, в которых настаивал: «Господь Бог путь показывает мирной».

В начале 1661 года снова заработали дипломаты, просившие от имени царя Алексея Михайловича оказать посредничество в заключении мира с Речью Посполитой. С этой целью было снаряжено посольство к бранденбургскому курфюрсту; готовность выступить посредником подтверждала Франция, уже успешно участвовавшая в заключении Оливского мира между Швецией и Речью Посполитой. Людовик XIV, названный впоследствии «Королем-солнце», даже прислал грамоту с предложением посредничества в переговорах — редкий случай в истории русско-французских отношений. Однако польский король Ян Казимир после явного перелома, наступившего в войне, не был склонен к немедленному заключению перемирия.