Царь Алексей Тишайший

Попутно торговые люди добивались ликвидации льгот иностранным купцам. Но здесь все было сложнее. Иностранцы помогали с заведением металлургических заводов, поисками золотой и серебряной руды, участвовали в зарубежной торговле хлебом, куда не пускали русских купцов. Иногда иностранные купцы находились, можно сказать, на русской службе, помогая набирать специалистов для работы в России, выполняя деликатные поручения, например, в делах о поимке самозванцев. Словом, допуск иностранных купцов к торговле в России происходил с учетом принесенной ими пользы в разных государственных делах. Хотя, как покажут будущие события, время для торгового меркантилизма и защиты интересов своего купечества уже пришло. Гости и торговые люди верно уловили изменившиеся настроения и желание правительства боярина Морозова любыми способами наполнить казну, освобождаясь от исторически сложившихся торговых льгот.

В действиях морозовского правительства была определенная логика. Все нововведения оправдывались одной из важных задач начала царствования — отражением набегов крымцев на южную украйну Русского государства. Крымские ханы обычно давали шерть (присягу) русским царям, обязались не нападать на русские земли, а в ответ получали от послов своеобразную крымскую дань — «поминки» деньгами и мехами, компенсировавшие недополученные доходы от набегов. Более того, только в декабре 1644 года русские посланники добились того, чтобы царя в такой записи называли «самодержцем». Однако общий порядок постоянно нарушался, крымцы всё равно ходили через степи в походы на южные уезды и уводили пленных. Особенно сильной угроза походов крымских татар становилась в периоды междуцарствия или смены царей на русском престоле, когда крымские цари начинали считать себя свободными от прежних обязательств. Не было исключением и время, наступившее при вступлении на царство Алексея Михайловича. По расспросным речам служащих Посольского приказа, оказавшихся в тот момент в Крыму, хан Ислам-Гирей говорил своим мурзам: «ныне де на Московском государстве царя не стало, а царевич молод и царство де теперво здержать еще не сможет. И мы де пойдем войною на Московское государство и повоюем, и он нам даст казну большую». В разговорах с московскими посланниками, приехавшими в Крым после вступления на престол царя Алексея Михайловича, даже не скрывали, что «покаместа не шертуют, и в те де поры бывает война»^{63}

. Турецкий султан разрешил своему вассалу начать войну, приток рабов на «каторги» — турецкие весельные суда — не должен был иссякать. Летом 1645 года татары, собирая силы, кочевали в степях Причерноморья, но было неясно, куда они направят свой удар — на Литву или Русь.

1 декабря 1645 года, в наступивший Рождественский пост, царь отправился в зимнее богомолье по подмосковным монастырям — в Можайск, Боровск и Звенигород. Звенигородский Саввино-Сторожевский монастырь станет одним из любимых мест паломничества царя. Заметно, что уже в самом начале своего правления царь Алексей Михайлович стремился часто бывать в монастыре «на Стороже», ходил туда даже в пешие царские походы из Хорошева и охотился в звенигородских лесах. Все это послужило основой для истории, которую рассказывали еще в XIX веке, как царь Алексей Михайлович, охотясь в одиночестве, случайно вышел на медведя; зверь уже готов был напасть на царя, но его отогнал неизвестно откуда появившийся старец. Царь благодарил его за спасение и спрашивал, кто он такой. Старец отвечал, что он монах Савва. Вернувшись в монастырь, царь Алексей Михайлович стал рассказывать об этом происшествии игумену, но оказалось, что никакого монаха с именем Савва в монастыре не было. И только оказавшись у гробницы основателя монастыря — преподобного Саввы Сторожевского и увидев древнюю икону, также некогда написанную «по видению» самого старца, царь Алексей Михайлович признал в нем своего спасителя. С тех пор и началось особое покровительство царя звенигородской обители^{64}.

На Москве, по принятому порядку, были оставлены ведать дела бояре Иван Васильевич Морозов, Михаил Михайлович Салтыков и окольничий Петр Федорович Волконский. В те же дни пришли «вести» о готовящемся походе крымских людей: «Турской царь писал к крымскому царю, а велел ему со всеми людми быть на его государевы украйны». Обычно зимой на границе оставались пограничные и сторожевые отряды, а основное войско распускалось со службы. На это и был расчет крымцев, находившихся в сложном положении из-за внутренних усобиц и «меженины» — нескольких лет неурожая, приведших к голоду в Крыму. В поход собрались все, кто мог. Московские послы в Турции доносили, что в Крыму остались «старые да малые, которые на лошади не могут сидеть, да самые бедные люди, которым итти не на чем»^{65}.