Царь Алексей Тишайший

Очевидно, что историки остаются в долгу перед эпохой, связанной с именем «Тишайшего». В исторической памяти она превратилась в московскую «старину», противопоставленную временам Петровских реформ и имперского обновления. Отсюда несколько снисходительный и не всегда серьезный подход к упоминаниям о «царе и боярах» как древнем способе управления. Нечувствительность к исторической традиции и вызревавшим внутри нее переменам, одобрение крутой ломки привычного порядка жизни надолго стали невыученным уроком русской истории. Конечно, «река времен» уносит всех царей и их дела, но ведь есть и какой-то общий замысел? Ведь именно правление царя Алексея Михайловича по-настоящему открыло преемственную от Рюриковичей историю династии Романовых.

Современники царя Алексея Михайловича еще долго вспоминали его царствование, и ему не зря было дано прозвище «Тишайший». Понятию «тишина» соответствовала хорошо известная набожность царя: не случайно XVII век — классический век расцвета идущих из Древней Руси традиций церковной архитектуры и иконописи. Но и эта точка отсчета — от зримых образцов культуры — будет не точна, если приглядеться к исконному значению «тишины» в представлениях о власти. Обратившись к «Степенной книге», составленной при Иване Грозном, можно встретить и других заметных правителей, кому приписан идеал воплощения «тишины». «Кроток, благоприступен, тих зело. милостив и человеколюбив ко всем» — так звучит эпитафия святому князю Владимиру в «первой степени», открывавшей «Книгу степеней царского родословия»; про основателя династии московского правящего дома Ивана Калиту сказано: «В дьни же его бысть тишина велия

християном по всей Русьтей земьли на многа лета»^{764}. Не случайно при царе Алексее Михайловиче существовал проект создания новой «Степенной книги» в Записном приказе.

Имя «Тишайший» даровалось как награда, ради особых заслуг правителя, время которого потомки могли только хвалить и вспоминать как лучший век. Оно означало не спокойствие, а признание «правильности» власти в Московском царстве. Всего этого царю Алексею Михайловичу удалось добиться в конце царствования, когда приезжие дипломаты говорили о нем: «Нынешний царь одарен необыкновенными талантами, имеет прекрасные качества и украшен редкими добродетелями. Он покорил себе сердца всех своих подданных, которые столько же любят его, сколько и благоговеют пред ним»^{765}.

Преодолевая привычные каноны историографии, сосредоточенной на «бунташных временах», пришлось обратиться к хорошо забытому, «летописному» — «год за годом» — подходу к описанию власти царя Алексея Михайловича и посмотреть не только на чрезвычайные события, происходившие в Московском царстве, но еще и на обычные дела царствования. Так становится заметнее известный ритм развития государства, когда каждые пять-семь лет в нем происходили серьезные перемены. Влияние царя Алексея Михайловича на главные события в царстве было, конечно, определяющим, но надо еще помнить, что и они меняли царя и его власть.

Центральными событиями всего правления Алексея Михайловича стали так называемое «воссоединение» с Украиной и сегодня почти забытая Русско-польская война 1654–1667 годов. Возглас переяславского майдана «волим царя православного» в 1654 году или «гром русского оружия» при взятии Минска и Вильно, осаде Риги и готовившемся походе на Варшаву уже не слышны в прошедших веках. Не вспоминают и об обещании царю Алексею Михайловичу польского престола. Остается недооцененным дипломатический прорыв, осуществленный Посольским приказом, вернувшим страну из небытия в «оркестр» европейской политики, забыта подготовка завоевания Крыма. Между тем тринадцатилетняя русско-польская война перевернула самые основания Московского государства. После 1667 года состоялся переход уже к настоящей Новой России.