Свою идею реванша Тимофей Анкудинов хотел осуществить подобно «брату своему царю Дмитрию». И наглядно подкрепил эту, условно говоря, программу еще и «виршами», где со своеобразным литературным талантом выносил приговор московским порядкам: «О Москва, мати клятвопреступления! / Много в тебе клопотов и нестроения»{139}
. Искал этого самозванца и строитель Арсений Суханов, немедленно вернувшийся с дороги в Москву, когда ему удалось узнать о пребывании Тимофея Анкудинова в Речи Посполитой. Сохранилась грамота иерусалимского патриарха Паисия гетману Богдану Хмельницкому, где он прямо ссылается на устное поручение царя Алексея Михайловича «проведывать» о самозванце; этим патриарх и объясняет возвращение Суханова в Москву. 11 декабря 1649 года Арсений Суханов уже давал объяснения в Посольском приказе и рассказывал о пребывании самозванца где-то «в скиту под Венгерскими горами» (Карпатами) и его дальнейших планах идти в Киев{140}.Легко можно просчитать, что могло воспоследовать из-за появления Лже-Шуйского в Речи Посполитой. Участники событий Смуты, помнившие времена Лжедмитриев, были еще живы. Московский посол Григорий Гаврилович Пушкин с товарищами выехал в Варшаву, когда там, в начале 1650 года, должен был состояться сейм, утвердивший Зборовский договор{141}
. В этих условиях в Москве стремились всеми силами сохранять мир. В подтверждение своих намерений польско-литовской стороне продемонстрировали подлинные листы с просьбой казаков взять их под «высокую царскую руку» за подписью Богдана Хмельницкого и печатью «всего Войска Запорожского». Как оказалось, листы эти были взяты послами в Варшаву не зря. Паны-рады, увидев их, убедились в приверженности царя Алексея Михайловича прежнему договору о мире и дружбе. А это помогло решить один из важнейших, занимавших московских послов, вопросов — об организации совместного поиска самозванца Тимофея Анкудинова, к тому времени действительно оказавшегося в ставке у гетмана. Решение вопроса с обращением казаков Хмельницкого в Москву пришлось на время отложить.Неуловимый самозванец Тимошка Анкудинов постепенно превращался в заметную угрозу. В Москве еще раз попытались справиться с этой проблемой, но не нашли ответного понимания у гетмана Богдана Хмельницкого, озлобленного неудачей с обращением в Москву за поддержкой, которое стало считаться казаками «стыдом». И здесь в дело опять вступил неутомимый старец Арсений Суханов. 26 января 1650 года он был отправлен из Москвы с устным наказом от думного дьяка Михаила Волошенинова узнать о постановлениях сейма по делам с казаками, приезде и приеме московских послов, «и про вора Тимошку и про татар проведать, и о том всем писать ко государю». Именно Арсений Суханов становился одним из главных информаторов московского правительства в делах казаков Хмельницкого с польским королем; его «вести», полученные в Посольском приказе, могли становиться предметом «доклада» царю Алексею Михайловичу. Понемногу ему удалось выяснить, что самозванец в Великий пост находился в Киеве, после чего отправился к гетману Богдану Хмельницкому — просить у него людей для похода «войною» на Московское государство. Но проведавшая об этом деле казачья старшина запретила набор войска. Хотя самозванцу, выдававшему себя за потомка царей Шуйских, и разрешили до поры жить в Мгарском Преображенском монастыре в Лубнах.