Царь Давид

Как видим, в начале Тамар пытается умолить брата «не делать этой мерзости», так как она навлечет позор как на ее, так и на его голову. Затем она соглашается… стать его женой, просит пойти к отцу и попросить ее руки – и тот… «не возбранит» этого брака. Наконец, поняв, что Амнон не желает ничего слушать, она начинает отчаянно сопротивляться, но Амнон, разумеется, оказывается сильнее. Однако как только он насыщает свою похоть, та самая девушка, которую он вроде бы только что любил и желал, становится ему вдруг не просто нежеланной, а неприятной; начинает казаться едва ли не отвратительной…

Думается, почти каждый мужчина испытал хотя бы раз в жизни нечто подобное, и сцена эта с точки зрения мужской психологии является удивительно точной. В Талмуде история Амнона и Фамарь рассматривается в качестве примера того, чем плотская страсть отличается от подлинной любви. Последняя, говорят мудрецы Талмуда, является чувством, в основе которого лежит именно духовная близость и которое поэтому не зависит ни от каких условий и с возрастом лишь усиливается. Чувство же порожденное физической красотой, зависящее от неких чисто внешних факторов, любовью не является. Это лишь эгоистическое желание обладать, стремление завоевать желаемый предмет, достигнуть цели. Как только желание удовлетворено, и цель достигнута, исчезает и подобная любовь…

Именно это и происходит с Амноном. То, что им владела исключительно похоть, пусть и облачившаяся в одежды романтического чувства, доказывает и все остальное его бесчеловечное поведение. Амнон не просто велит Фамарь уйти – он даже не позволяет ей досидеть в его доме до темноты, чтобы скрыть свой позор! Нет, он выгоняет ее посреди бела дня на улицу, и в этой ситуации несчастной девушке не остается ничего другого, как предать случившее гласности и подчеркнуть, что все это произошло не по ее вине; что она сопротивлялась насильнику.

С этой целью Фамарь и разрывает свою полосатую рубаху девственницы, посыпает голову пеплом из той самой жаровни, на которой она пекла лепешки для Амнона, и вот так, на виду у всех, рыдая, идет в дом своего брата Авессалома…

В связи с этим в истории Амнона и Фамарь возникает немало вопросов. И самый главный из них заключается в том, почему Давид не наказал Амнона? Да, «очень разгневался», но не наказал! Хотя царь должен был чувствовать свою личную ответственность за то, что произошло в его семье: ведь, в конце концов, это именно он послал дочь к сыну, и Амнон должен был заплатить и за свое вероломство, и за два страшных преступения – изнасилование и вступление в связь с собственной сестрой. Причем вроде бы Амнон не мог оправдаться тем, что он совершил этот грех с сестрой только по отцу, а не по матери, так как Пятинкнижие ясно указывает: «И если человек возьмет сестру свою, дочь отца своего или дочь матери своей, и увидит наготу ее, и она увидит наготу его, то это позор, да будут они отторгнуты на глазах у сынов народа их. Наготу сестры своей он открыл; грех свой понесет он» (Левит, 20:17).

Объяснение некоторых комментаторов, что Давид не мог наказать Амнона, так как еще чувствовал, насколько безнравственно он сам выглядит в истории с Вирсавией, звучит откровенно слабо и неубедительно. Между тем, вопрос о том, почему Давид решил оставить Амнона безнаказанным, и как вообще такое могло произойти в царском дворце, видимо, не давал покоя еще современникам царя, ну а уж следующие поколения вообще ломали над ним голову.

К тому же во всей этой истории есть и немало других странностей. К примеру, не только Амнон, но и его кузен Ионадав явно не усматривает в желании Амнона ничего преступного и противоестественного, а потому с легким сердцем дает совет, как заманить Фамарь в ловушку.

Сама Фамарь в момент, когда Амнон увлекает ее на постель, предлагает ему попросить ее руки у отца и выражает уверенность, что тот ему в этом не откажет – а как же тогда быть с законом, запрещающим брак с сестрами?! Существует опять-таки объяснение, что предлагая сводному брату просить у отца ее руки, Фамарь просто пыталась найти предлог, который позволил бы ей успокоить Амнона и выскользнуть из его объятий, но это опять-таки звучит малоубедительно.

По мнению мудрецов Талмуда, дело заключалось совсем в другом. Мать Фамарь и Авессалома, гесурская принцесса Мааха не была еврейкой и не прошла гиюр, а потому и Фамарь не считалась еврейкой. А это, в свою очередь, с точки зрения еврейских законов, означало, что она не считалась сестрой еврея Амнона и после прохождения гиюра вполне могла вступить с ним в брак. Кроме того (опять-таки с точки зрения иудаизма) брак между братом и сестрой по матери запрещен всем народам планеты, в то время как запрет на брак с сестрой по отцу касается только евреев.