Царь Димитрий. Загадки и тайны Смутного времени

– Вся аргументация Пирлинга и его уверенность в том, что в Москве на царстве был Отрепьев, основана на письме об этом Вишневецкого. И в том, что молодой царь хорошо был знаком с монашеским бытом русских монастырей.

– По-моему, последнее только подтверждает Вашу мысль о претенденте и о его знании монастырской жизни… – рассудила собеседница.

– Но и это еще не все! Вся книга Пирлинга пронизана недовольством по отношению к тому человеку, который царствовал в Москве, – отметил Сергей Дмитриевич.

– Интересно, чем же он, католический священник, мог быть недоволен? – спросила собеседница.

– Так ведь разговоры об отречении Расстриги от Православия были только разговорами. Реальных шагов навстречу Риму он не предпринимал. И, если разгадка таинственного дела явлена в Риме, то в Риме «новом», то есть в Константинополе; но я предполагаю, что разгадка не здесь и не там, а у нас дома.

– Сергей Дмитриевич, у меня уже нет сомнений в том, что Расстрига-Отрепьев и Расстрига-Димитрий – разные люди. Но не совсем ясно, какая же роль отводилась Отрепьеву?

– Вы правы. Герои наших многозначных диалогов действительно оба были расстрижены из рясофорного монашества одним и тем же иерархом Православной Церкви и в одно время. А роль Отрепьева была совершенно определенная и значительная… Но свою особую роль сыграло и его имя. Посмотрите, после майской трагедии 1606 года и Годуновы, и Шуйские, и Романовы убитого называют Отрепьевым, а ведь интересы они преследовали разные и каждые – свои, – пояснял Шереметев.

– В чем же дело? – спросила дама.

– Во-первых, все они знали, что в Москве убили царя; во-вторых, раз предприятие не удалось, нужно думать о будущем, о новом царе, а от того, что было раньше, можно и отречься…

– Граф, а как же такие известные источники, как «Извет» Варлаама? – поинтересовалась собеседница.

– «Извет» подвергся жестокой критике со стороны такого маститого историка, как Платонов. И, если откинуть Варлаама, как участника событий, то останутся два лица: Отрепьев и Повадин, а ведь Борис Годунов писал Цесарю Рудольфу, что бежали трое… Кто же третий?

– Вам, граф, ответ на этот вопрос хорошо известен! – подметила дама.

– Благодарю Вас… Но мне необходимо прояснить до конца роль монастырей и людей духовного звания в этом деле. Не только светочей духовной жизни, за монастырскими стенами, не забывавшими интересы России, но и тех, чье участие было сокровеннее, тех, кто носил рясу подневольную, таящих в себе великую злобу, жажду мщения, не примирившихся с Годуновым и ожидавших нетерпеливо возмужания царевича Димитрия! А были и те, чьи имена известны только монашеские…

– Кто же это? – спросила собеседница.

– Например, Ферапонт, появившийся в 1591 году на Обноре и Монзе. Известно, что он тесно общался с Пафнутием Крутицким и Трифоном Вятским. Встречался и с Авраамием Амосовым. И еще интересный факт: он был автором «Плача всему дому его». Мне думается, что под именем Ферапонта скрывался Федор Федорович Нагой, отец царицы Марии, – предположил Шереметев.

– Знаете, Сергей Дмитриевич, мне вспомнились слова Ломоносова: «Вероятности отрещись не могу, достоверности не вижу…» Их можно отнести ко многим событиям этой загадочной истории. Мне все-таки не совсем понятны, как Вы их называете, женские влияния… Если я правильно представляю, это были: царица Ирина, Марья Григорьевна Годунова-Скуратова и, наверное, Ксения Ивановна Романова-Шестова?

– Совершенно верно… Царь Феодор не случайно не оставил завещания… Он предоставил на волю Божию избрание того, кто всего более имел на то право. Отстранилась от власти и царица Ирина, тем самым перекрыв путь к трону и Романовым, и Шуйским, ведь не представлялось возможным предъявлять права на престол, если от него отказалась та, на которую указал умирающий.

– Ведь между ними было и соперничество, – молвила дама.

– Соперничество Романовых и Годунова было на руку врагу и тех, и других. Это же был и враг угличского царевича – род князей Шуйских! Их соперничество престола ради не могло бы разгореться, если бы не было тайного оружия, а это была тень царевича! – уточнил граф.

– Простите меня, но ведь царствовал же Годунов! – воскликнула женщина.

– А вспомните его колебания, едва ли они были личиною… А при такой честолюбивой жене, как Марья Григорьевна, в конце концов отпали и они…

– А как же это допустила инокиня Александра – царица Ирина?

– Судьба того, кого за рубежом называли Bastard – Bruder была неизвестна… Но, если взвесить, кто в те годы нужнее был России – четырнадцатилетний царь-юноша, или зрелый государственный муж, то для пользы государства опытная рука Годунова-правителя была все ж желаннее…

– Так ведь в правление Годунова, в 1600 году в Москву пребывает посольство литовского канцлера Льва Сапеги…