Царь и царица

Нет сомнения, что при совокупности всех этих обстоятельств борьба с Распутиным, в смысле изменения к нему отношения Царицы, была чрезвычайно трудна, но, однако, не невоз­можна. Нужно было лишь составить единый друж­ный фронт и представить ей неопровержимые доказательства шарлатанства и развращенности Рас­путина, чтобы в корне изменить ее отношение к нему. До чрезвычайности чистая натура Александры Феодоровны совершенно не выносила люд­ской грязи и никаких компромиссов в этом отношении не допускала. Доказательством возмож­ности поколебать ее веру в Распутина может служить то, что произошло летом 1911 года, в самый разгар бесчинств, творимых иеромонахом Илиодором в Царицыне.

{95}      Этот наглый проходимец, поддерживаемый честолюбивым епископом саратовским Гермогеном и имевший за собой в то время опору в лице Распутина, отказался исполнить состоявше­еся о нем постановление Св. Синода о переводе его из Царицына в г. Новосиль Тульской губернии. Запершись в монастыре, который он построил под самым Царицыным на собранные им пожертвования и которому он придал характер крепости, Илиодор ежедневно произносил зажигательные проповеди, собиравшие толпы народа.

В проповедях этих Илиодор, под ли­чиной патриотизма и преданности самодержавному русскому Царю, всемирно поносил не только свет­скую, как местную, так и центральную, власть, но и Св. Синод. Посланный Синодом для увещевания Илиодора епископ Парфений ничего до­биться от него не мог. Государь, не имея воз­можности разобраться в этом деле, в виду противоречивых данных, сообщаемых ему с од­ной стороны гражданской властью, а с другой Распутиным через посредство Императрицы, решил послать на место какое либо лицо, пользующееся его особым доверием с тем, чтобы узнать всю правду. Таким лицом был избран один из флигель-адъютантов Государя, А. Н. Мандрыка, (впоследствии Тифлисский губернатор) в преданности которого Государь был уверен. Выбор этот был, однако, подсказан Государю через посредство Царицы тем же Распутиным, рассчитывающим на то, что двоюродная сестра Мандрыки была настоятельницей Балашевского монастыря и находилась всецело под влиянием Гермогена, а, следовательно, признавала авторитет Илиодора, а главное — Распутина. Соответственные указания при отъезде Мандрыки в Царицын и были посланы ей Распутиным.

{96}      Расчет Распутина, однако, не оправдался. А. Н. Мандрыка на месте не только разобрался в сущности дела, которое он должен был разъяснить, но еще выяснил и причастность к этому делу самого Распутина. Кроме того, раскрылась для Мандрыки и личность самого Распутина, побывавшего незадолго перед тем в Саратовской губернии и посетившего некоторые из тамошних женских монастырей. В монастырях этих он предавался определенному разврату, заставлял монахинь мыть себя в бане и втягивал их в отвратительные оргии, одновременно хвастаясь сво­ей близостью к Царю и Царице.

Вернувшись в Царское Село, А. Н. Мандрыка сделал Государю в присутствии Царицы подроб­ный длившийся более двух часов доклад. В величайшем волнении передал он все, что вы­яснил о Распутине, причем закончил словами, что для всякого, подобно ему глубоко почитающего царскую семью, совершенно невыносимо слы­шать, как священное имя Царя и Царицы со­единяется с именем грязного развратного му­жика.

Факты, доложенные Мандрыкой, а в особен­ности искренность его тона (доклад его закон­чился случившимся с ним почти истерическим припадком) очевидно произвели глубокое впечатление на Царскую чету.

Но не дремало тем временем и распутинское окружение. Была выписана из Саратова упо­мянутая настоятельница Балашевского монастыря, причем добились ее приема Государыней. Цель преследовалась определенная — разрушить веру в доклад Мандрыки путем очернения его са­мого устами его близкой родственницы. Одновременно Государь со своей стороны вызвал, ездившего в Царицын от Синода, епископа {97} Парфения, который всецело подтвердил данные, сообщенные Мандрыкой.

В результате Распутину было приказано не­медленно выехать из Петербурга и, казалось, что, наконец, удалось раз навсегда удалить от дво­ра этого вредоносного человека.

Так смотрел на это и Столыпин, тщетно до тех пор стремившийся добиться высылки Рас­путина.