Царь и царица

Между тем, по утверждению всех лиц, имевших возможность по ежедневной близости к Ца­рю проникнуть в его внутреннюю природу, Николай II отнюдь не был индифферентен. Многие вопросы он принимал очень близко к сердцу, а некоторые явления вызывали в нем сильнейший гнев, который он, тем не менее, имел си­лу всецело скрывать под маской спокойствия и даже равнодушия. Oвлaдевaвшие им в минуты гнева чувства выражались, по словам его приближенных лишь в том, что глаза его стано­вились как бы пустыми, вперялись в простран­ство, причем он производила впечатление чело­века, {27} ушедшего мыслью куда-то вдаль и ничего не только не замечающего, но и не видящего.

Внешний индифферентизм Государя, его кажу­щаяся бесстрастность сильно вредила его популяр­ности, способы создания которой были ему вообще совершенно чужды.

Так в Петербурге с возмущением переда­вали о том, как Государь легко отказался в пользу Японии, ради заключения с ней мира, от половины острова Сахалина. Посол Сев. - Американских Штатов, по совету которого была сделана эта уступка, приехал во дворец когда Царь играл в теннис. Когда доложили о приезде посла, он спокойно прекратил игру, а, затем, после переговоров с ним, решивших судьбу Сахалина, вернулся к прерванной партии, не вы­казывая ни малейшего волнения. Утверждали также, что он отнесся спокойно, если не равнодушно, к гибели нашего флота в 1905 году у Цусимы. Меж­ду тем, из письма Государя к Императрице, от 12 июня 1915 г., выясняется, что значительно меньшее по своему значению поражение наших войск, а именно победа германцев под Сольдау в сентябре 1914 г., вызвало у Николая II сердечный припадок: «Я начинаю ощущать, — пишет он по этому поводу, — мое старое серд­це. Первый раз, ты помнишь, это было в августе прошлого года после Самсоновской катастро­фы, и теперь опять».

Самообладание, умение скрывать свои истинные чувства было у Государя столь постоянно, что наиболее часто видевшие его лица, в том числе и министры, никогда не знали истинного его отношения к ним, не могли они даже определить, какие их слова, предположения и действия не соответствовали желаниям Государя, вследствие чего увольнению их от занимаемой должности {28} было для них в большинстве случаев неожиданно­стью. Так произошло увольнение Поливанова, получившего извещение Государя о том, что он решил расстаться с ним как с военным министром непосредственно после доклада, на ко­тором речь шла, между прочим, о вопросах, составлявших предмет следующего очередного доклада Поливанова Государю. То же самое испытал в ноябре 1916 г. председатель совета министров, Горемыкин, которого Николай II ценил, однако, едва ли не более всех остальных своих сотрудников.

Выработанное Николаем II необыкновенное умение таить про себя свои чувства сослужило ему впоследствии огромную службу. Именно оно дало ему возможность перенести с таким необыкновенным достоинством и спокойствием все ужа­сы заточения в Тобольске, и в Екатеринбурге.

Исключительное самообладание давало Царю си­лы проводить целые часы за неустанным чтением представляемых ему докладов и подробных записок. В этом тягостном и неинтересном для него занятии он полагал главное исполнение сво­его долга и не отступал от него. «Я никогда не позволю себе идти спать, — говорил он, — по­ка совсем не расчищу моего письменного стола».

Понятно, что при таких условиях Императ­рица, — в течение всей своей замужней жизни сви­детельница самоотверженного служения Николая II, — писала из Тобольска, что она в особенности возмущена черной неблагодарностью страны к Государю, очевидно, не постигая, что люди благо­дарны не за добрые по отношению к ним намерения, а лишь за плоды работы в их пользу.

Будучи почти в равной степени со своим супругом человеком долга и неизменного соблюдения определенных принципов, Александра {29} Феодоровна далеко не всегда была в состоянии побо­роть свои чувства и настроения.

Насколько воля Николая II сосредоточивалась почти всецело на нем самом и внешне почти не проявлялась, настолько, наоборот, у Царицы си­ла ее воли вся выявлялась наружу. Она умела настоять на исполнении другими ее пожеланий, которые она высказывала в императивной форме, но собою она владела далеко не всегда и, случалось, весьма бурно выражала овладевавшие ею в дан­ную минуту чувства, впадая даже порою в истерические припадки. К ним она, по-видимому, прибегала в крайних случаях и сознательно для получения согласия Государя на то, с чем он упорно не соглашался. Устоять перед истерикой страстно любимой им женщины Николай II не был в состоянии, в чем будто бы в отдельных случаях и сознавался.

{30}

3.

Одним из характерных явлений того периода царствования Николая II, который протекал после введения в русский государственный строй народного представительства, была необыкновен­но частая смена ближайших сотрудников Царя — начальников отдельных отраслей управления.