Царь Шабака или Когда творения предков изъедены червями (СИ)

- Уже здесь, - сказал Арнольд, быстро поднимаясь к нему.

- Отлично, молодчага. Исправляешься прямо на глазах, - улыбнулся Витольд. - Итак, ты едешь на коронацию, где тебя провозгласят фараоном. Ты делаешь на открытой колеснице три круга по сцене, - ты приветствуешь народ, а народ приветствует тебя.

- Слушай, Витольд, а может быть, нам не колесницу, а автомобиль выкатить на сцену? - предложил Арнольд. - Ты сам говорил, что пьеса современная, - автомобиль так и напрашивается тут.

- Нет, не надо, - покачал головой Витольд. - Это будет что-то сатирическое, в духе Салтыкова-Щедрина, такое уже ставили. Правители приходят и уходят, а проблемы остаются, - вот о них-то наш спектакль... Пусть останется колесница, эдакая шикарная колесница, вся сияющая золотом, - и на ней едет не человек, а земное божество. Вот что ты должен сыграть: явление Господа народу. Заметь, что за всё время, пока ты будешь ехать по сцене, ты не скажешь ни единого слова, только мимика, только жесты: тебе придётся вспомнить, как играли артисты немого кино, а оно было очень выразительным. За пять минут, что ты будешь кружить в своей колеснице, ты должен показать целую гамму чувств: ещё раз подумай, что ощущает бог, являясь перед народом. Ну-ка, что он ощущает?

- Наверное, радость от того, что он видит людей воочию, расположение к ним, желание помочь, возможно, жалость к людям, - ну, не знаю, что ещё, - пожал плечами Арнольд.

- Ты говоришь о добром боге, а наш бог злой, - возразил Витольд. - Он одержим идей собственного величия и больше всего боится, как бы люди не отвернулись от него, ибо тогда его величие рассыплется прахом, - все поймут, как он ничтожен. Вот на чем ты должен построить свой выход к народу: внутренний страх, глубокий животный страх, что ты будешь повержен, как были повержены прежние земные боги, и отсюда неистовое болезненное желание во что бы то ни стало укрепить своё положение. Поэтому ты одновременно милостив и грозен; ты осчастливил народ своим появлением и благосклонно принимаешь знаки внимания, но никто не должен забывать, что ты олицетворяешь страшную силу, которая любого может стереть в порошок. Ты должен внушать людям благоговейный ужас, смешанный с восторгом; они должны забыть о себе, отдаться своему земному богу без остатка, стать твоими рабами. У них не должно быть собственной воли, - ты сосредоточие всего, чего они хотят. Тогда ты можешь делать всё что угодно со своими врагами при полном одобрении преданной тебе толпы... Сможешь изобразить всё это за пять минут, без слов? - спросил Витольд, лукаво глядя на Арнольда.

- Да, задачка... - ответил Арнольд. - Дай мне немного времени, мне надо сосредоточиться, собраться...

- Ради бога, сосредоточься, - только, смотри, не пей много, - Витольд шутливо погрозил ему пальцем. - А мы покуда пройдём с Пебатмой её сцену. Наденька, иди ко мне, солнышко!

- Гм, солнышко! Слушать противно! - фыркнула Аделаида Петровна.

- Когда-то все мы были звёздами, - глубокомысленно изрёк Соснин-Чусовской. - Дай же звёздам посветить, пока они ещё светят.

- Шут, - пробормотала Аделаида Петровна.

- ...Ты прощаешься с Шабакой навсегда, - объяснял Витольд. - Он оставляет тебя и дальнейшая твоя судьба неизвестна. Ты уже знаешь, зачем он пришёл, но в душе у тебя сохраняется маленькая, слабая, крохотная надежда: вдруг ли, каким-то чудом всё вернётся к тем временам, когда вы любили друг друга и он не мог жить без тебя. Ты слушаешь и не слышишь, что говорит Шабака; ты жадно всматриваешься в его лицо, пытаясь найти в нём черты того человека, которого ты знала раньше. Напрасно! Всё кончено, того человека больше нет, а этот новый - чужой для тебя, более того, он чужд тебе, и ты никогда не смогла бы его полюбить.

Надежды больше нет, чувства пропали, и теперь ты можешь понять, о чём он говорит. Как тебе ни тяжело, но слова Шабаки вызывают у тебя горькую усмешку: он боится, как бы ты не навредила ему, грозит всяческими карами, если ты осмелишься выступить против него, - и обещает безбедную жизнь и своё покровительство, если ты будешь вести себя тихо и незаметно. Да, это действительно чужой человек, жалкий и смешной, - ты бы даже посмеялась, если бы тебе не было так больно.

Ты соглашаешься со всем, что он говорит, не споришь и не возражаешь; единственное, что ты позволяешь себе, - спросить о его молодой избраннице, которая, по слухам, ждёт ребёнка. Шабака смущён, он не ждал этого вопроса, - как ты вообще осмелилась задать его! - но быстро берёт себя в руки и заявляет, что не придаёт значения слухам. "Ты не знаешь, беременна она или нет?" - спрашиваешь ты с презрительной улыбкой, но Шабака прекращает этот разговор, сказав, что в нужное время народу будет объявлено, кто станет новой женой фараона.