Царь Соломон

«Властелин миров! Да будет воля Твоя Бог, Бог наш и Бог отцов наших, чтобы в заслугу „Песни песней“, которую мы прочли и которая — Святая Святых, в заслугу ее строф, в заслугу ее строк, в заслугу ее букв, в заслугу ее огласовок [130], в заслугу ее скрытого смысла и святых тайн, чистых и великих, что заключены в ней, да будет час этот часом милосердия; часом, когда Ты прислушиваешься и внимаешь нашим молитвам и очищаешь нас. И да предстанет перед Тобой наше чтение „Песни песней“ так, как будто познали мы все ее тайны, великие и дивные, что запечатаны и закрыты в ней; и да достигнут души наши места вечного, словно сделали мы все, что возлагалось на нас сделать в этом воплощении, и во всех других воплощениях, и во время пребывания меж мирами, и да удостоимся мы мира грядущего со всеми праведниками. И да исполнятся все пожелания сердца нашего, которые к добру, и да будет направлено сердце наше, и слова уст наших, и помыслы наши, и деяния рук наших на служение Тебе. И пошли благословение, удачу и пропитание всем делам рук наших. И возроди нас из пепла, из унижения нашего подними нас и возврати Шхину свою в Святой город Твой как можно скорее, в наши дни. Амейн!» [131]

Согласитесь, что с этой точки зрения весь текст «Песни песней» воспринимается иначе. Та же пятая глава вдруг начинает звучать как жалоба еврейского народа на своих притеснителей и на то, что Господь не откликается на его зов, хотя Его народ всей душой стремится к Нему:

Помню, как душа моя рвалась к Нему,

когда Он обращался ко мне,а теперь я искала Его — и не находила,звала Его, а Он не откликался.Повстречались мне стражники, обходившие город,избили меня, изранили,

шаль сорвали с менястражи стен городских…

И следующий за этим вопрос «подруг» превращается в вопрос о том, почему, несмотря на все происходящие с ним потрясения, народ Израиля остается верен своему Богу:

Подруги — Ей:

— Чем Возлюбленный твой отличается от других, прекраснейшая из женщин?..Она — подругам:— Белолиц мой возлюбленный и румян,не найти подобного ему и среди десятков тысяч…

Как уже наверняка догадался читатель, за тысячелетия существования иудаизма в таком ключе было написано бесчисленное множество комментариев к «Песни песней». Представляя их квинтэссенцию, один из крупнейших еврейских религиозных философов наших дней раввин Адин Штейнзальц писал: «Персонажи „Песни песней“ — это одновременно и индивидуальности, и сообщества; песнь земна и в то же время возвышенно духовна. С одной стороны, это — поэма о романтических взаимоотношениях влюбленных, которые теряют и вновь обретают друг друга. Но это также и песнь о любви в более глубоком смысле этого слова — о неразрывной связи Израиля с его Богом. Это песнь о любви и преданности, об изгнании и об избавлении, об ошибках и о покаянии. Еще один смысловой пласт — взаимоотношения души с ее Источником; в таком понимании песнь эта — о томлении души, разлученной со Всевышним, о том, как она ищет Его и молит о восстановлении прежней связи. А на еще одном, четвертом, самом, возможно, высоком уровне — это песнь об отношениях Создателя со всем сотворенным, Его бесконечной сути Эйн Соф — со Шхиной,

эманацией Бога в мироздании» [132].

И далее:

«Отсутствие у „Песни песней“ начала и конца говорит о том, что эта история относится не к определенному отрезку времени в прошлом или будущем. Она, скорее, — в настоящем, современна каждому и потому актуальна для всех. И хотя некоторые соотносимые с ней события действительно имели место в прошлом (как, например, исход из Египта на смысловом уровне „народ Израиля — Всевышний“), это означает не только то, что ключевые моменты прошлого свежи в народной памяти, — наряду с этим можно утверждать следующее: происшедшее когда-то воссоздается как в настоящем, так и в будущем, — то, что случилось три тысячи лет тому назад, воспроизводится в сегодняшней действительности или найдет воплощение в грядущем. Иными словами, времена сменяют друг друга, но „Песнь песней“ остается неизменной на каждом из исторических этапов, сюжет ее „прокручивается“ бессчетное число раз» [133].

Завершая этот разговор о «Песни песней», автор считает себя не вправе не упомянуть еще две версии ее происхождения, решительно отвергаемые как религиозными авторитетами, так и серьезными учеными, но, тем не менее, весьма любопытные.