Царетворец. Волчий пастырь (СИ)

Правда, в тот момент я не подозревал, что судьба вновь сведет нас с Алисией гораздо раньше. Сейчас же, отбросив мысли о такой хрупкой и беззащитной беловолосой молодой львице, несшей на своих хрупких плечах бремя главы ослабленного и потерявшего независимость Великого Дома, я направился к ложе посланников.

Инквизитор по-прежнему меня рассматривал с интересом. Как и полудемон, как авантюрист – оказавшийся ведьмаком. Неожиданно – ведьмаки ведь все больше по лесам бродят, а официозом в Гильдии авантюристов охотники ведают.

Лишь спартанец хранил абсолютное спокойствие, глядя сквозь меня блеклыми, серыми глазами. Именно такими – серыми, стальными, глаза становятся у тех кто часто пользуется разными видами лириума. Неважно каким – зеленым, синим, желтым, в моменты прорыва не до выбора, и любой лириум становится много ценнее золота.

Глаза становятся серыми после смешения любого лириума, кроме красного – в этом случае уже после буквально нескольких потреблений радужка становится безвозвратно алой. Почти как у демонов, только без живого адского отблеска. Как раз такими, красными глазами, на меня сейчас взирал полудемон – но у них это с рождения.

Лишь подойдя ближе к ложе посланников, я вспомнил что после выхода на площадку Алисии так поразился, что напрочь забыл вытереть поднятый меч от крови Бланшфора. Перехватив обломки клинка в одну руку, скинул куртку, вытер кровь об подкладку, и только после этого положил сломанный фамильный меч перед спартанцем.

Зрители загомонили – никто не поверил, что я просто забыл, все явно почему-то считали, что это я продолжаю сознательно эпатировать публику. Репутация Кайдена по-прежнему работала на меня. Пусть и совсем не в ту сторону, куда мне хотелось, чтобы она работала.

– Прошу принять мою службу, – глядя в серые глаза спартанца, произнес я.

Коротко покосившись на меч, посланник Корпуса осмотрел меня с головы до ног. Поднялся.

– Пойдешь со мной? – поинтересовался он.

Это не была кодовая фраза ритуала вербовки. Он сейчас просто предлагал мне сразу проследовать в тренировочный лагерь, ожидать начало отбора: набор в тренировочный лагерь офицерской школы Спарты, в школу для индигетов, проводился раз в три месяца. Последний проходил в первых числах месяца Марса, на дворе же только расцветал Априлис. Так что ждать мне оставалось еще два месяца, до первого дня месяца Юноны, июня как его называли в просторечии. И эти два месяца мне можно было провести на территории Корпуса здесь, на Европе.

– Приду по зову, – отрицательно покачал я головой.

Посланник Спарты достал перстень рекрута – с круглой черной печаткой и красной буквой «» на ней. С щелчком положил перстень передо мной.

– Откроет путь, – традиционно лаконично ответил спартанец на мою просьбу, и без задержек удалился.

Забрав перстень, я кивком попрощался с остальными посланниками, и двинулся к выходу, обойдя убирающих тело Бланшфора распорядителей арены. На границе площадки ко мне пристроились Воронцов и Агилар.

– Впечатляет, – негромко произнес Воронцов, когда мы проходили по высоким коридорам Дворца Правосудия.

Отвечать я не стал. Устал что-то, морально.

Миновав открытые гвардейцами высокие двери, спустились по крыльцу, прошли по стоянке. И тут я почувствовал на себе чужой взгляд. Замедлив шаг, принялся было внешне незаметно осматриваться, как вдруг одна из машин на стоянке моргнула фарами.

Повернувшись на блеск, увидел массивный, привлекающий внимание мобиль. Видом совершенно отличающийся от плавных обводов остальных собравшихся на парковке машин. Этот мобиль выглядел дерзким и резким хищником: блестящее серебро кузова и массивная квадратная радиаторная решетка, непривычно утопленные в кузов фары, блестящий хромом бампер с массивными клыками, спицевые красные (!) диски массивных и агрессивно-широких колес. По капоту и крыше опять же две широких красных полосы – что как бы не нарушало положение об официальном цвете машин индигетов, но грубо на это положение положило… две широкие красные линии, допустим, положило.

Серебристый мобиль был двухдверным, но по размерам мало отличался от припаркованных вокруг массивных представительских колесниц. И судя по вытянутому капоту, с обтекаемым воздухозаборником, на месте двигателя находился какой-то стальной и определенно прожорливый монстр.

В мое время на Европе, а тем более на Юпитере, на машинах с такой низкой посадкой ездить особо было некуда – асфальтированных дорог и трактов мало, сплошные пешеходные улицы и грунтовки. Да и вообще в то время мощные и быстрые машины стояли лишь на вооружении легионов. Но, видимо, дорог за время моего столетнего отсутствия понастроили немало, раз такие колесницы по улицам общего пользования катаются.

Впрочем, привлекала примечательная машина внимание не только своим внушительным, хищным и стремительным (даже в неподвижном положении) видом: она, кроме прочего, была явно потрепана. Сдвоенная правая фара разбита, часть переднего бампера оторвана и болтается у самой земли, а по видимому мне отсюда левому боку, через длинную дверь, идут многочисленные глубокие царапины.