Царетворец. Волчий пастырь (СИ)

Такие повреждения бывают, когда машина выезжает через ворота, которые кто-то забыл открыть. И я даже знаю, откуда машина выезжала – явно из ворот особняка Дома Кастельмор. Потому что их герб – бело-красный щит с черной головой кабана, ни с чем не перепутаешь.

Вот только в этом мобиле Кастельморов, как я видел через широкое и непривычно склоненной назад лобовое стекло, за рулем на месте водителя сидела, судя по силуэту, девушка. Причем леди-водительница явно пожирала меня взглядом.

– Прошу извинить, – повернулся я к секундантам, – но видимо мне требуется несколько минут. Надеюсь, не обременю вас ожиданием?

Агилар хотел что-то сказать, но Воронцов едва заметно коснулся его предплечья.

– Мы подождем, – произнес Воронцов. Говорил он уже мне в спину – я шагал к машине.

По пути к серебристому побитому мобилю я заметил еще несколько машин, которые здесь – на стоянке Дворца Правосудия, выглядели совершенно не в тему. Неприметные транспортные повозки – задача которых не выделяться на улицах города; вот только здесь и сейчас, в царстве роскошных представительских колесниц, они выглядели очень заметно. И я даже знаю, кто внутри вот этих двух фургончиков – наверняка группы захвата, которые получили задание вернуть беглянку. Кто же находится в серебристой машине, даже еще точно не видя черты лица, я не сомневался. Наверняка Филиппа, баронесса Бланшфор.

Серебристый мобиль был заведен – двигатель мягко, но внушительно и раскатисто рокотал под капотом. Или только что приехала, или просто не глушит. Когда я открыл дверь, заглянув в салон, увидел, что не только мобиль потрепан, но и сама Филиппа пребывает в весьма примечательном виде: по раскрасневшимся щекам пролегли высохшие дорожки слезы и следы растекшийся туши; волосы распущены и растрепаны, из одежды только легкомысленное платье, больше похожее на соблазнительную ночную рубашку. В мое время так только ночные рубашки и выглядели, но так как сейчас странная мода, я уж делать выводы не тороплюсь. Зато выводы о кое-чем другом можно было делать уверенно: платье-рубашка было порвано на плече – и на белоснежной коже заметно несколько царапин, а на шее определенно видны темнеющие пятна наливающихся густотой кровоподтеков.

Бежала от Кастельморов баронесса явно с боем. И на фоне вида Филиппы в восприятии терялась даже полностью красная, слепяще-яркая бархатная отделка салона. Я на этот праздник алого даже почти внимания не обратил.

– Кайден, милый, – прошептала Филиппа, едва наши глаза встретились. – Кайден, спаси меня, пожалуйста.

Хм. Вот не ожидал.

Со смертью барона Бланшфора, по идее, титул отходил его первой жене, Филиппе. Она же, как сейчас вижу и понимаю, частью Дома Кастельмор становиться сегодня почему-то явно не захотела. А собравшиеся вокруг машины – миньоны Кастельморов, которые должны «попросить» явно взбрыкнувшую Филиппу вернуться домой. Туда, где за высокими стенами уговорить поменять мнение и поменять позицию, причем приняв любое удобное и самое главное «добровольное» решение, очень легко.

Был и еще один вариант – как мне, прошлому Кайдену, подложили ее в постель недавно, чтобы спровоцировать дуэль, так подсовывают и сейчас. С самыми разными целями – от того, чтобы просто войти в доверие, вплоть до того, чтобы ночью сунуть отравленный лириумом мизеркорд в сердце.

Ладно, поговорить с Филиппой можно и чуть позже. Сейчас же… немного искрометного веселья никому из юных индигетов никогда не мешало – принял я решение.

«Действуем сейчас, а зачем – разбираемся после», – кстати, любимая присказка как раз моего старого друга и соратника Кастельмора. Он так всегда говорил, когда открывал каждую бутылку, начиная с третьей.

– Почтенные, – обернулся я к подошедшем ближе секундантам. – Благодарю, что откликнулись на мою просьбу. Обстоятельства вынуждают меня вас покинуть, прошу извинить.

Пока я говорил, внимательно смотрел на Агилара и взглядом показывал ему закинуть чемодан с дуэльными принадлежностями в открытую мной пассажирскую дверь. А тот совершенно не понимал, что я хочу, глядя на меня своими синими глазами.

Помог Воронцов – разгадавший мою пантомиму. Взяв за предплечье Себастиана, он развернул его, при этом под прикрытием открытой двери выдернул у него из руки чемодан, и аккуратно бросил его на пассажирское сиденье.

– Удачи, Рейнарссон, – на новогородский манер переиначил мою фамилию Воронцов. – Она тебе явно понадобится, – добавил он, улыбнувшись. Причем улыбался этот боярский сын с предвкушением – свара Домов Рейнар и Кастельмор явно приносила ему удовольствие.

– Я любимец Фортуны, – дежурно улыбнулся я Воронцову в ответ. И захлопнув пассажирскую дверь, обошел машину, подходя к двери водительской.

Филиппа, увидев что я взялся за ручку, собралась перелезать на пассажирское сиденье прямо в салоне, чтобы не выходить. Но прежде, развернувшись и изогнувшись, она перекинула чемодан на заднее сиденье.