Царетворец. Волчий пастырь (СИ)

И когда основную группу впереди уже стало не различить, инструктор-спартанка, сопровождающая лично меня, что-то сказала в коммутатор. И уже через несколько секунд с той стороны где скрылась из вида общая группа, послышались крики.

Сначала невнятные, а теперь приближающиеся.

– Животные! Скот! Вы все – тупой скот! Только и думаете что о тепле для своей жопки и жратве для желудка! Тупые организмы! Только о себе думаете!!! – срываясь на истеричный визг, исходил криком старший инструктор Блайд.

Которого все те, кто преодолеет отбор и получит право голоса, обязательно будут называть Глоткой.

– Почему только калечный Первый, которому я сломал ногу, остался помочь вашему соратнику?! И вы еще про себя таите обиду, что я называю вас скотами и желудками, тупорылые скоты и желудки? Только о себе думаете, только о своих желудках!

Судя по звукам, старший инструктор Блайд возвращал колонну обратно, щедро угощая кандидатов ударами и стека, и кулаков. Полминуты, и чуть больше трех десятков человек стояли вокруг нас с обессиленным септиколийцем.

– Что вам сказал господин капитан, желудки! А!? – голос Глотки сорвался уже в инфернальный визг. – Напомнить?! – продолжал он надрываться.

– Господин капитан сказал вам, тупые скоты, что отбор позволит вам проникнуться духом сплоченности коллектива, традициями и культурой Корпуса Спарты! Он сказал вам о том, овцы и бараны, что спартанцы и побеждают, и умирают вместе. А что я сейчас вижу, желудки? Почему вы бросили двоих соратников? Твари! Бездушные тупые твари, недостойные звания офицера Корпуса! Еще один подобный проступок, и вы все, вы все! Все пойдете обратно за белой таблеткой! Вы меня поняли, организмы?! Тупые скоторогие твари! Только о себе думаете!!! – кричащим визгом брызгал слюной каждому из ушедших вперед Глотка.

Старший инструктор исходил криком, а несколько человек по молчаливым жестам других инструкторов уже подошли к нам – подхватывая и римлянина, и меня под руки. Идти с чужой помощью оказалось ненамного легче – обмороженных ступней я уже почти не чувствовал, шагая ногами как деревянными. Бедро все сильнее стреляло болью; в полубеспамятстве, то и дело теряя сознание и безвольно опадая в чужих, меняющихся руках, я дошел до конца тропы.

И здесь, в грубо сколоченном щелистом бараке, когда забрезжил рассвет и появилась реальная опасность потери обмороженных конечностей, вступили в дело целители, приводя нас всех в порядок. Нас всех ожидало четверть часа блаженства лечения – под теплым куполом во время осмотра и работы лекарей.

Единственный момент в отборе, которыми можно наслаждаться.

– Первый! Третий! Седьмая! Восьмая, Десятый, Пятнадцатый! Тридцать третий! Сорок первый! Три шага вперед! Вы теперь первое отделение, желудки! Командир – Первый! Первое отделение, три шага назад!

– Второй! Пятая, Двенадцатый, Тринадцатый! Шестнадцатый… – продолжал выкрикивать имена Глотка.

Делил на отделения он на первый взгляд хаотично, но я знал, что его решение – взвешенная и выверенная рекомендация наблюдающих за отбором офицеров. В том числе наблюдений «официантов».

Следящие за кандидатами инструкторы уже имели первичный план состава отделений, по рекомендациям психологов. Сейчас, по мере выбытия кандидатов и первого испытания возвратом по тропе новичка, первоначальный план был скорректирован и наконец озвучен.

Причем составлены отделения были в том числе по рекомендациям максимальной несовместимости: к примеру в моем отделении кроме Сорок первого, слабого римлянина которой упал первым, и значит самого слабого физически кандидата на выбывание, оказались и оба Агилара – Себастиан, и Дженнифер.

Их неприязнь ко мне тайной для офицеров Корпуса определенно не была, так что в ближайшие шестьдесят пять часов нам вместе с ними одной командой предстоит преодолевать снежные равнины, форсировать ледяные ручьи, пытаться согреться в холодном лесу, спать под укрытием из тентов, тесно прижимаясь друг к другу в поисках хоть капельки тепла. Восемь человек – как раз оптимальное число для того, чтобы из индивидуальных тентов сделать хорошее укрытие, и отогревать в центре по очереди всех постепенно замерзающих.

Нам оставалось всего шестьдесят пять часов отбора, которые из моего отделения преодолели все. Из других отделений выбыло четверо – самостоятельным решением. Еще троих исключил Глотка, а двое получили серьезные увечья и убыли в госпиталь на лечение. Этим последним двоим полагалась белая таблетка памяти, но при этом также возможность второго, и последнего шанса – на еще одну попытку пройти отбор.

Мы же, остальные, на остатках физических и моральных сил прожили, преодолели и вымучили оставшиеся часы отбора. И вечером третьего дня, на его закате, мы – двадцать семь оставшихся кандидатов, в последний раз преодолевали тропу новичка, поднимаясь из долины к стенам цитадели.