Царица Армянская

Все кочевые насторожились. И стар и мал, и женщины и дети с любопытством разглядывали прибывших, и что-то все говорили друг другу.

Вокруг становища паслись отары коз и овец. Тут же лениво дремали мелкопородные собачонки.

Войско расположилось на постой на берегу реки, в значительном отдалении от кочевья дикого племени.

Многие, сразу раздевшись, бросились в воду, хоть немного остыть. Кто-то просто мыл руки, умывался. И надо было видеть, как реагировали женщины и дети кочевья. Они кричали, разводили руками. Дивились явно небывалому. В их племени всякое омовение считалось греховным.

Какая-то девчушка попробовала в подражание армянам плеснуть на лицо воды. Кочевницы все разом заголосили, накинулись на нее, схватили за волосы и оттащили от реки.

Ночь опять была нестерпимо душной. Воины спали нагишом, прямо на земле, еще жаркой от дневного нагрева. Спали неспокойно, пожираемые разного рода комарьем и мошкарой.

С рассветом решено было двинуться дальше. Каранни велел Каш Бихуни отобрать из кочевников юношей покрепче и взять их с собой. Пригодятся в пути. Помогут с добыванием провианта для войска в этих диких, чужих землях.

Военачальник подобрал больше сотни парней, накинул каждому на шею веревку, затем связал их всех вместе и погнал перед войском.

Почти полдня уже были в дороге, когда вдруг заметили, что за ними, оказывается, увязались жены пленников. Грязные, полураздетые, босые. Малых детей они оставили в становище. С собой взяли только тех, кто был постарше и мог идти сам.

Царевич велел приостановиться. Женщины подошли и взмолились, чтоб их не разлучали с мужчинами.

— А что же вы малышню бросили? — спросили их.

— Куда нам с ними? — пожимали плечами женщины. — А без мужей никак нельзя…

Армяне попробовали уговорить их вернуться к детишкам, но из этого ничего не вышло.

— Как же нам быть? — спросил Каранни, обращаясь к Каш Бихуни. Судьба малышни, брошенной этими дикарками на съедение зверью, тревожила его.

— Для жалостливости сейчас не время, царевич. Притупи и слух свой, и зрение и следуй к намеченной цели.

Женщины кинулись к своим связанным мужьям и заголосили на все лады, так что земля содрогалась. К каждому из пленников прилипло по три-четыре женщины. Багарат Дола объяснил, что в здешних племенах не придерживаются и никаких кровных запретов. Скажем, сестра может стать женою брата.

Каранни отобрал несколько конников из войска Багарата Дола и велел им повернуть пленников со всеми их женами и детьми и гнать обратно к кочевью, где брошены малые дети. А уж оттуда всех вместе препроводить в Арцах.

Наконец снова тронулись в путь. Два дня шли, не отдыхая. И тут кончился запас питьевой воды в бурдюках. Стала мучить жажда. Но шли все дальше, в надежде напасть на воду. Еще день, еще ночь. Кони еле передвигались, дышали тяжело.

Каранни был раздражен. Говорил мало, только приказы отдавал. Все думали о воде, мечтали о воде, искали воду. Но скованная зноем земля, обжигая их огненным дыханием, словно намеренно издевалась над людьми и где-то прятала живительную влагу.

Воины вспоминали свои края, тамошние горные родники и этим еще больше томили себя, изнемогая от жажды.

Кто-то, случайно вырвав из земли неказистый короткостебельный росток, похожий на камыш, вдруг обнаружил, что корень у него водянистый. Все кинулись рвать эти растения и жевать их корни. Людям стало чуть легче, а лошади не притронулись к находке.

Царевич приказал рыть колодцы там, где рос этот горе-камышник. Все с надеждой и воодушевлением принялись за дело. Рыли копьями и мечами. Земля поддавалась не просто. Песчаная, она осыпалась обратно в яму. Но дело мало-помалу двигалось. Работали целый день.

И вдруг крик:

— Вода! Вот она, есть!..

Радость была несказанной. А вода все прибывала, делалась чище и чище. Это явно пробился родник.

Сначала напоили лошадей, а потом уж сами отвели душу.

Каранни приказал зарезать трех жеребят в жертву богине Цовинар, наделившей их водой. Жрецы вознесли ей молитвы.

И снова двинулись в путь. Опять шли на восток, к дальнему горизонту бескрайних степей.

* * *

Три дня миновало с тех пор, как ушли от родника.

Последнюю ночь провели в засушливой долине. Поднялись с первыми рассветными лучами. Необычно вели себя лошади: явно чем-то испуганные, они тесно сбились и громко, беспокойно ржали.

От подножия горы, что маячила вдали, простиралось песчаное безбрежье. И даже с волнами, как закаменевшее море. При этом нигде ни ростка, никаких признаков жизни.

Устрашающая, мертвая тишина.

Едва они ступили на этот песок, и кони и колесницы тотчас увязли в нем. Песок был мелкий, сыпучий, горячий — и за ночь не остыл. В воздухе пахло гарью.

Каранни приказал всем взять правее, может, выберутся на твердь. И невозможно было убедить его отказаться от продолжения этого невыносимо тяжелого пути.

Несколько пленников, из тех, что по молодости были еще неженатыми и потому остались в войске царевича, начали жалобно выть в страхе перед пустыней. В застывших песчаных волнах им мерещилась смерть.

Багарат Дола, как старший из родоначальников, взял на себя смелость обратиться к престолонаследнику: