Царская Россия во время мировой войны

Кто же вывел безвестного конокрада из сибирской глухомани «в люди»? М. Палеолог называет высших иерархов Русской православной церкви и Святейшего синода — духовника Александра III отца Иоанна Кронштадтского, настоятеля Александро-Невской лавры. Именно в лавре принял Распутина в 1904 году этот церковный иерарх, и с его «благословения» начинается слава конокрада как «исцелителя души и тела».

Кто же непосредственно представил «исцелителя» царице и царю в 1907 году? Посол сообщает и имя этой ключевой личности — архиепископ Феофан, ректор Санкт-Петербургской духовной академии, член Святейшего синода.

Впрочем, М. Палеолога вся эта «кухня» возвышения «старца» мало интересовала. Главная его забота была в другом — как бы среди домогающихся у Распутина благорасположения не оказались агенты Германии, искавшей сепаратного мира с Россией.

Поэтому и сам посол не брезговал встречей со «старцем» (например, 24 февраля 1915 г., о чем он откровенно написал в своих мемуарах). Главное, что установил Палеолог, — Распутин пока не германский шпион, более того, он желает Антанте победы. Но вот и совершенно новая струя, о чем «старец» прямо говорит послу: русский народ устал, он не хочет больше войны, «когда народ слишком страдает, он доходит иногда до того, что говорит о республике».

Таким образом, через полгода после начала войны первые слова о мире французский посол услышал… из уст Григория Распутина. Затем он их будет слышать постоянно — в аристократических салонах, в апартаментах либеральной петербургской профессуры, в фойе театров, пока, наконец, и его друг художник А. Н. Бенуа через месяц после Февральской революции не скажет ему с горечью: «Как ни тяжело для меня это признание, я думаю… что война не может дольше продолжаться. Надо возможно скорее заключить мир».

Конечно, посол Палеолог хорошо понимал, что никто из Парижа не уполномочит его вести в Петрограде переговоры с Временным правительством об условиях будущего мира с Германией. Наоборот, как официальное лицо он всячески поддерживал «партию войны» в этом правительстве, возглавлявшуюся министром иностранных дел П. Н. Милюковым.

Но, будучи умным политиком и серьезным наблюдателем, Палеолог уже хорошо понял задолго до Февраля, что Россия воевать не может. Именно это было главной причиной свержения монархии. Но и Временное правительство уже не способно было сдерживать стремление масс к миру. С тревогой посол сообщает в Париж о начавшемся на фронте с марта 1917 года братании русских и немецких солдат.

В дипломатических салонах Петербурга он все чаще развивает перед слушателями свою любимую тему российского апокалипсиса — распада империи и всеобщей кровавой резни (не случайно предпоследняя глава его мемуаров так и озаглавлена — «К анархии»).

В Париже не поняли пессимизма своего посла, увидев в нем ностальгию старого французского аристократа по свергнутому монархическому режиму. Какое заблуждение! При всех легитимистских симпатиях Палеолог менее всего верил в способность последнего царя династии Романовых «спасти Расею».

Прибывший из Парижа в апреле 1917 года очередной «толкач», социалист-оборонец, министр вооружений и военной промышленности Альбер Тома привез послу письмо его министра иностранных дел от 13 апреля, отзывающего Палеолога во Францию. («Для нового положения нужен новый человек», — говорилось в письме министра.)

Военно-дипломатические сюжеты мемуаров посла Палеолога, образующие первую часть его воспоминаний, больше будут интересовать историков — специалистов по первой мировой войне. Зато совершенно по-иному воспринимаются уникальные свидетельства французского посла о нарастающем кризисе режима самодержавия как «сверху», так и «снизу».

Кризис «низов» накануне Февраля, особенно в армии, благодаря мемуарам участников «красного» и «белого» движений известен нам достаточно подробно. А вот о «верхах», и прежде всего о заговоре царской фамилии, поддержанной генералитетом, гвардией, верхушкой сановной бюрократии и крупными петербургскими фабрикантами против Николая II и его супруги, мы узнаем только из мемуаров Палеолога. В записях 13 августа 1915 г. о беседе с бывшим гвардейским офицером и 5 января 1917 г. об обеде у крупного петроградского промышленника Богданова, где присутствовали члены императорской фамилии во главе с великим князем Гавриилом Константиновичем, а также гвардейские офицеры, члены Государственного совета (верхней палаты Думы) и большая группа фабрикантов с Путиловым во главе, вырисовывается сценарий «тихого» государственного переворота: созвать всех членов императорской фамилии, лидеров партий Государственного совета и Государственной думы, а также представителей дворянства и армии и торжественно объявить императора слабоумным, непригодным для лежащей на нем задачи, неспособным дальше царствовать и объявить царем наследника под регентством одного из великих князей. В одном из вариантов этого сценария фигурировал и проект ссылки царицы и всей ее распутинской камарильи за Урал, в Сибирь.