Хирут бредет по пустоши, все дальше и дальше уходя от всех тех мест, что она знала, и наконец она становится чужой самой себе, превращается в неизвестную фигуру, бредущую по бесконечной выжженной земле, обугленным останкам далекой прошлой жизни. Останавливается она, только когда веревка ударяет ее по переносице, а потом сползает к ее ключице. Хирут недоуменно смотрит на веревку, а та начинает затягиваться на ее шее. Она не успевает повернуться, как тяжелый ботинок ударяет ее сзади по ногам. Она падает, падает неловко, уродливо. Бледный потный итальянец парит над ней, соединяя то пространство, где она находится сейчас, и холмы, где должна находиться. У него мясистое лицо, темная щетина, глаза маленькие, как булавочное острие. Лопнувший сосуд залил один глаз красным. Он смеется, глядя на Хирут. За ним слышатся другие голоса, гортанные, мужские.
Хирут сворачивается. Она упирает подбородок в шею, сводит вместе ноги и закрывает глаза. Если она будет сопротивляться, ее убьют. Если она останется в таком положении, ее убьют. Итальянцы творят ужасы с девушками, но никто не предупредил ее о том, что происходит в промежутке между пленением и смертью, между осознанием и атакой, в этом промежутке времени возможно все, и все уязвимые части тела находятся под безжалостным светом.
Другой человек склоняется над ней, смертельно бледный, с тенями под голубыми глазами. Нижняя часть его лица искривляется в неторопливой улыбке. Он хватает ее за предплечье рукой в носовом платке, сильно дергает. Вставай, говорит он по-амхарски. Говорит он спокойно, но его спокойствие обманчиво. Он едва сдерживается, готов взорваться.
Хирут испуганно поднимается на ноги, ищет глазами свою винтовку, но та исчезла. Она смотрит на мужчин вокруг, улыбающихся и страждущих, любопытных и жестоких. Она сутулит плечи и закрывает глаза. В этом нет ничего нового. То, что она видит сейчас, всегда там и было: бескрайняя долина, зеленые холмы и каменистые плато, примятые белые цветы, которые ей хочется сунуть в рот и пережевать вместо еды.
Bella soldata, говорит он. Голос у него тихий, странно высокий. Он проводит пальцем по ее щеке, сдвигает ее подбородок в одну сторону. Он поднимает ей одно веко, заставляя ее смотреть на него.
Меня зовут Карло Фучелли. Ты слышала мое имя? спрашивает он. Потом он замирает и кричит через плечо: Ибрагим!
Хирут поворачивает голову, чтобы скрыть мгновенный страх, который вызывает у нее это имя. Это тот офицер, который убил Тарику, и тот, которого Сеифу оставил живым. Фучелли, Мясник Бенгази. Тот человек, который сбрасывает эфиопов с небес.
Подходит высокий ascaro, отдает честь. Фучелли говорит ему что-то, тот кивает, переводит на нее взгляд, потом снова смотрит на итальянца.
Мы взяли твою подругу, говорит Ибрагим. Где лагерь Кидане?
Она смотрит на Ибрагима, потрясенная, и отрицательно качает головой. Этого ответа достаточно для Фучелли. Он кивает Ибрагиму, и ascaro берет ее под руку и тащит через толпу итальянцев, которые жмутся к ней, трогают ее волосы, спину, руку, талию, все те части, которые принадлежат пленному, а не солдату. Он ведет ее мимо рядов палаток, из которых при ее приближении выходят
Она смотрит на напоминающую уродливый шрам колючую проволоку вокруг небольшого квадратного здания. Она переводит взгляд с ворот, запертых навесным замком, на головокружительный обрыв в нескольких шагах. Она чувствует, как ее качает при виде убийственного продолжения V-образного прохода, голова у нее кружится, хотя ноги твердо стоят на земле.
Фучелли щелкает пальцами, солдаты перед ней расступаются, и то, что она видит перед собой, нарушает всякую логику: Астер. Но Астер вынута из себя самой, из своей армейской формы, оголена до неузнаваемости. Она ничто. Она никто. Она сорвалась с якоря, она потеряна, она не принадлежит никакой семье, никакому имени, никакому роду. Она лишена благородной крови, вываляна в грязи, окружена облаченными в форму людьми в кожаных ботинках, вбивающих однообразный ритм в мертвую траву.
Хирут закрывает лицо руками, но Фучелли кричит что-то, и Ибрагим ударяет ее по рукам, опуская их.