Царский изгнанник

   — Не поверят этому Голицыны: не таковские; а вот — что правда, то правда — может быть, они о доносе ничего не знают, так надо поскорее принять меры, чтоб они не узнали о нём: придётся съездить тебе в Петербург и во что бы то ни стало выпросить этот донос у князя Микиты Ивановича; до тех пор я не буду спокойным ни на минуту. И кто мог ожидать подобного результата! Давно ли все придворные ненавидели князя Василия Васильевича, таскали его по острогам, чуть ли не пытали?.. А теперь вот что пишут! — И Сумароков ещё раз во всю мочь ударил кулаком по ответу князя Репнина.

   — Ну полно, Спиридоша, — сказала Анна Павловна, — опять выходишь из себя: не хорошо. Итак, я сейчас же отправлюсь к княгине Марии Исаевне.

   — Как же не выходить из себя! — продолжал Сумароков. — Знать тебя не хочу, пишет, свиным рылом зовёт меня...

   — Вольно тебе принимать это на свой счёт, Спиридоша, да и князь Микита Иванович пишет: «с иным» рылом, а не со «свиным» рылом. Нельзя обижаться на всякую поговорку.

   — Дурой зовёт тебя. Ну, положим, ты точно должна бы была отсоветовать мне. Прямая ты, право, дура, Анна Павловна, я на тебя понадеялся. Кому бы, кажись, как не тебе знать характер князя Микиты Ивановича? А ты зарядила своё: поклон, мол, князю напиши, попроси подачки да нет ли посылки? Вот те и подачка! Упекут тебя, пишет, куда Макар телят не гонял. Какие у него все глупые поговорки, никакой великатности не знает. А в самом деле, видно, князь Василий Васильевич опять входит в силу: даром что стар, а боятся его. Ну что ж! Ехать — так ехать! Поезжай, коль хочешь, а я ни за что не поеду; скажи, что мне нездоровится, что я давеча простудился. Ох, кабы знатье: не так бы обошёлся я давеча с князем Михаилом Алексеевичем!..

   — Я сначала ничего не скажу, — отвечала Анна Павловна, — посмотрю, что там у них делается, и если увижу, что всё благополучно, то пришлю сани за тобой. Вот только вопрос: с кем мне ехать? Савельич, чу, как храпит; денщик провалился с утра; Матрёшка нужна дома. Жаль, что ты Петю уложил спать, а то он и меня бы свёз и за тобой бы приехал. Да за что, скажи, ты так на него рассердился? Чем он виноват, что князь Микита Иванович прислал такой ответ?

   — А тем виноват, что ему не след нить водку: кабы не его лишняя чарка...

Сумароков вдруг остановился:

А ведь лишней чарки нынче не было, — пробормотал он сквозь зубы, — я её вылил на пол, и Преподобный, в справедливости своей, не может наказать меня именно в тот день, когда я перед ним не виноват... Знаешь ли что, Анна Павловна, — прибавил Спиридон Панкратьевич громким и внезапно повеселевшим голосом, — бояться нечего: я еду с тобой, и Петю возьмём, скажем: «Нынче прощальный день, и мы всей семьёй приехали проститься и, кстати, поблагодарить князя Михаила Алексеевича за доставленное им письмо. Чёрт бы побрал это письмо! Приготовь-ка мне новый кафтан, а я покуда разбужу Петю: бедный мальчик давеча очень перепугался.

Анна Павловна, ничего не знавшая о данном Преподобному заклятии, не понимала несвязных речей Спиридоши и приписывала их остатку хмеля, который, думала она, окончательно выйдет на морозе. Она вынула из сундука кафтан с серебряными галунами и принялась чистить его веником, а Спиридон Панкратьевич взлез на полати и потихоньку тронул своего сына за руку, судорожно мотавшуюся в воздухе.

   — Погодите, тятенька, — говорил Петя во сне, — позвольте ещё немножко... Вот я только Дуньку-то... приподнимите её и положите на другой бок, тятенька... вот эдак! Да пустите руку...

   — Полно бредить, Петя, проснись и одевайся. Сейчас едем на княжеский двор.

Петя открыл глаза.

   — Гак это было во сне! — сказал он с упрёком. — Зачем вы разбудили меня, тятенька! Я видел, что...

И мальчик начал рассказывать отцу свой милый сон.

   — Нечего жалеть пустого сна, Петя, — сказал отец, сделавшийся опять нежным и ласковым, — завтра наяву лучше увидишь, если будешь хорошо вести себя на княжеском дворе; не бойся, там весело будет: и полакомят тебя, и варенья, и пирожков, и чаю дадут; только ты, дурак, не объешься, как в последний раз, коль что дадут, не прямо в рот клади, а чинно положи перед собой. О давешнем варенье, чур, и не заикаться там, а если бездельник Харитоныч будет уличать тебя, то говорить то же, что мне говорил перед ужином... А в самом деле, мысль хорошая — привязать этих озорников и озорниц к коновязи... Право, молодец растёшь ты у меня, Петя!..

ГЛАВА VII

ВЕЛИКИЙ ГОЛИЦЫН

На княжеском дворе было не до Сумароковых: приехав домой и узнав, что дед и мать отдыхают, князь Михаил Алексеевич погрелся немножко, напился чаю и, дождавшись возвращения Ведмецкого от Сумароковых, отправился вместе с ним в лопатихский лес, на облаву. Марфочка, просиявшая необыкновенной радостию, торопила мужа ехать и, провожая его, ещё раз повторила просьбу как можно скорее возвращаться с отцом и дядей.

   — Я так счастлива, — говорила она, — что, кажется, не дождусь, когда дедушка прроснется; я так счастлива, что если б смела, то рразбудила бы его и сообщила бы ему нашу ррадость.