Таким образом, кружок её слушателей, постепенно уменьшаясь, вскоре ограничился посещающими её знакомыми и разбитой параличом свекровью её, княгиней Феодосией Васильевной. Когда подрос младший сын её, Василий, родившийся в Пустозерском остроге за два года до переезда опальных в Пинегу, то рассказы княгини Марии Исаевны, в форме нравоучений, начали чаще всего выпадать на его долю. Но Васе минуло четырнадцать лет, и брат увёз его в Лейпциг — учиться. Три года спустя скончалась княгиня Феодосия Васильевна, и со смертию её словоохотливая рассказчица оставалась почти без слушателей до женитьбы старшего своего сына, князя Михаила. С приездом новобрачных рассказы княгини Марии Исаевны начали всё чаще и чаще обрушиваться на терпеливую и почтительную Марфочку. Слушая их, Марфочка зевала в нос, всеми средствами стараясь скрыть зевоту от свекрови.
«Отчего бы, — часто думала она, — отчего бы матушке, которая во все поры своей жизни была таким совершенством, и теперь не держать бы себя так, чтобы все говорили о ней: «Какая она добрая, какая милая старушка!»
Но в эту минуту Марфочка не только не роптала на подробный рассказ свекрови, но даже была ему рада и слушала его с большим вниманием, почти с благодарностию: он избавлял её от перспективы повторить свой отказ и вслед за тем выслушать упрёки в неблагодарности, в дурном воспитании.
Желание Марфочки, по-видимому, исполнялось; рассказ затягивался: от восьмилетнего возраста княгини Марии Исаевны он, в полчаса беспрерывного говора, едва дошёл до первой исповеди
— Серафима нимало не боялась священника. Не то что нынешние дети, — говорила рассказчица, — я сама готовила её к великому таинству и говорила ей, что если совесть чиста, то нечего бояться; мы на этом росли: главное, говорю ей, ничего не скрывай от духовника... После неё к исповеди пошла я, и священник сказал мне: «Я сразу узнал, что вы готовили
От первой исповеди
— А как, ты думаешь, её звали? — спросила княгиня Мария Исаевна.
— Габриэлла, — отвечала Марфочка, не запинаясь.
— Да! Какое миленькое имя! Жаль, что его нет в наших святцах!
— Мне самой чрезвычайно жаль, матушка; но может быть, ещё это как-нибудь устрроится: говоррят, новые святцы печатаются в Петеррбуррге...
Камердинер князя Василия Васильевича пришёл доложить, что князь встал и просит княгинь кушать чай в свой кабинет.
— А ты так и не успела рассказать мне, — проговорила княгиня Мария Исаевна.
— Поздравляю, Марфа, — сказал князь Василий Васильевич внучке, — дождались мы наконец мужа! Посмотри, свекровь, как мы расцвели, как мы рады твоему сыну!
— А вот и не посмотрри, дедушка, — отвечала Марфа, — вы ошиблись: свекрровь говоррит: муж мужем, а ещё есть что-то. Отгадайте, что есть ещё, дедушка.
— Отгадать и испортить сюрприз, приготовленный мужем? Изволь, я отгадаю. Государь при...
Марфочка замахала руками:
— Нет, нет, дедушка! Рради Бога, не говоррите; муж не велел.
— Муж не велел тебе, — сказала княгиня Мария Исаевна, — а батюшке, кажется, он приказаний и запрещений давать не думает. Что же вы отгадали о государе, батюшка?
— Я не отгадал, а узнал наверное, что Пётр, обнародовав свой брак со своей лифляндкой, намерен обеих дочерей её[35]
признать царевнами... Чему ж ты так рада, Марфа? — Я не этому ррада, дедушка, то есть я не только этому
Княгиня Мария Исаевна приняла мину безвинно обижаемой жертвы, мину, предшествующую обыкновенно дискантовой гамме; и не будь тут свёкра, задала бы она невестке за такое наглое притворство!.. Но надо сказать, что в присутствии князя Василия Васильевича дискант не был в употреблении; раз как-то, лет пятнадцать тому назад, княгиня Мария Исаевна попробовала было его, но он оборвался у неё на первой ноте, то есть при первом взгляде князя Василия Васильевича, и с тех пор уже не возобновлялся.
— Как же И: не радоваться, — сказал князь Василий Васильевич, — как не радоваться возвышению такой женщины, как Екатерина Скавронская! Говорят, царь, — уже лет пять, — тайно обвенчан с ней, и это очень вероятно. Много кричали мы против неё, но она показала себя: такое присутствие духа в простой пасторской дочери удивительно: без неё погиб бы Пётр, несмотря на всю свою гениальность.
— Как, батюшка, неужели вы тоже считаете Петра гениальным, — спросила княгиня Мария Исаевна, — конечно, я человек тёмный, необразованный, я могу ошибаться, но я не вижу большой гениальности в том, чтобы от живой, законной жены жениться Бог знает на ком.